— Дамастес, вы счастливы? — спросила она.

К своему изумлению, я поймал себя на том, что назвать себя несчастливым никак не могу. Свинцовая тоска, мой постоянный спутник с тех самых пор, как мы с Маран разошлись, осталась, но отодвинулась куда-то далеко, превратившись хоть и в тяжелое, но воспоминание.

— В общем-то, счастлив, — признался я.

— И я тоже.

Я зевнул.

— А вот этого, сэр, не надо, — улыбнулась Алегрия. — Спать вам нельзя, скоро ужин. Мы столько времени питались слизняками, улитками и зерном, а сегодня нас накормят жареной уткой.

— Долго терпеть я не могу, — сказал я. — Боюсь, я захлебнусь, упав лицом в тарелку с супом.

Странно, говоря эти слова, я вдруг почувствовал, как усталость покидает меня, словно вода придала мне новые силы.

— Конечно, не надо, — согласилась Алегрия. — Я успела убедиться на собственном опыте, насколько опасны эти лохани.

— Это еще как? В них такая теплая вода, что можно растаять?

— Нет, — приняла озабоченный вид Алегрия. — Все дело в дереве, из которого они сделаны. Я читала, в них заводятся мелкие твари, время от времени выползающие наружу.

Я удивленно поднял брови.

— Я говорю правду, — продолжала Алегрия. — Эти твари очень опасны. У них всего одна челюсть, и они очень любят кусаться.

— Я очень обеспокоен, — сказал я.

— Ой! Кажется, меня только что укусила одна из них! — вскрикнула Алегрия.

И в это мгновение вокруг моего члена сомкнулись клещи, и я подскочил вверх. Только тут до меня дошло, что на самом деле «челюстями» были пальцы ног Алегрии.

Я поднялся, разбрызгивая воду.

— Ах ты чертовка! Маленький бесенок! Лгунья! — Моя ярость выглядела бы более убедительно, если бы член не торчал повелительным жезлом. — Я же просил тебя не делать этого!

И снова мне не удалось изобразить праведный гнев.

— Дамастес, очень прошу простить меня, — сказала Алегрия — По-моему, нам уже накрыли на стол. Не хотите ли поужинать?

Мы с удовольствием подкрепились теплым свежевыпеченным хлебом, деревенским маслом, замечательным салатом из самой разнообразной зелени и крохотными креветками, которые, как клялась Алегрия, водились в лоханях постоялого двора. По ее словам, именно такая, без челюстей, только что пыталась укусить меня. Мы могли бы заказать мясо или рыбу, но поскольку мы изголодались по овощам, то быстро расправились с жареной горькой дыней, фаршированной черной фасолью и различными грибами. Алегрия выпила два бокала вина; я, как всегда, довольствовался минеральной водой. Наконец я вызвал слугу и приказал ему унести жалкие остатки ужина.

— А теперь в кровать, мой господин?

— А теперь в кровать, — зевнув, согласился я.

— Если честно, — призналась Алегрия, поднимаясь из-за стола и направляясь в спальню, — я очень рада, что мы с вами заключили такое соглашение.

— Неужели?

— Если бы у нас с вами было что-то серьезное, мы бы недосыпали ночами, а сон необходим нам, чтобы восстановить силы и приготовиться к завтрашнему дню.

— Ты говоришь совсем как моя мать, — заметил я.

— Но разве я на нее похожа?

С этими словами Алегрия сбросила с себя халат. Я успел мельком увидеть гибкое, стройное обнаженное тело, но тут она загасила газовый светильник, и мы очутились в полной темноте, озаряемой лишь узким серпом луны, то и дело заслоняемым мечущимися тучами.

— Ложитесь в кровать, — прошептала Алегрия, и я услышал скрип пружин.

Я повиновался. Кровать была мягкой, просторной, теплой и восхитительной, хотя сейчас мне было не до сна. Алегрия лежала на боку, спиной ко мне. Я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, но это нисколько не помогло.

— Я вот-вот засну, — сказала Алегрия, но, судя по голосу, сна у нее не было ни в одном глазу. — Дамастес, ответьте мне на один вопрос. Нумантийцы целуются?

— Ну разумеется, глупышка.

— Это еще почему я глупышка? Вот меня до сих пор никто не целовал. Между прочим, и вы в том числе. Я и подумала, быть может, ваш народ считает это чем-то зазорным.

— Алегрия, ты плохо ведешь себя.

— Да? А что плохого будет в одном маленьком поцелуе? Я просто хочу утолить свое любопытство, и все.

— Ну хорошо.

Перекатившись на спину, девушка вытянула руки над головой.

— А нумантийцы целуются с закрытым или открытым ртом?

— Тот, с которым ты сейчас имеешь дело, будет целоваться с закрытым ртом, потому что он пытается не впутаться в беду, — пробормотал я.

Склонившись к Алегрии, я осторожно поцеловал ее. Как только я прикоснулся к ее губам, они чуть приоткрылись. Но я, полный решимости держаться до конца, поцеловал ее в щеки, а затем в закрытые глаза. На мой взгляд, не было ничего страшного в том, чтобы поласкать языком веки Алегрии.

— Нумантийцы очень нежные и ласковые, — прошептала она. — Повтори.

Я повторил, и мой рот как-то сам собой открылся, и в него проник язык Алегрии. Вздохнув, она обвила меня руками за шею. Поцелуй продолжался, постепенно становясь более чувственным. Ладони Алегрии заскользили по моей спине. Я провел языком по ее шее, и дыхание девушки участилось. Отняв руку от меня, Алегрия отбросила одеяло, прижимаясь ко мне грудью. Я ощутил прикосновение ее затвердевших сосков.

Я поцеловал один, потом другой, дразня их зубами, затем языком. Обняв Алегрию, я привлек ее к себе, опуская руку вниз, к упругим округлым ягодицам.

Подняв ногу, она положила ее на меня, и я ощутил бедром жесткие курчавые волосы, смоченные влагой.

Вдруг Алегрия, вскрикнув, оторвалась от меня и, перекатившись на противоположный край кровати, соскочила на пол.

— В чем де...

— Меня кто-то укусил! Ой! Какая дрянь... быстро зажги свет!

Пошарив, я нашел на ночном столике коробку со спичками и зажег газ.

Обнаженная Алегрия стояла посреди комнаты, с опаской глядя на кровать.

— Я туда не вернусь — мой господин, откиньте одеяло!

Я повиновался, и на белую простыню свалился огромный черный паук. Я раздавил его ладонью.

— Куда он тебя укусил?

— Сюда, — пожаловалась Алегрия. — В руку.

У нее на запястье краснела быстро увеличивающаяся опухоль. Я дернул за шнурок колокольчика, вызывая слугу. Тот прибежал через считанные мгновения, и я приказал ему принести уксус и пищевую соду. Как только слуга исполнил мое поручение, я размешал соду в уксусе и принялся растирать руку Алегрии. Подоспела встревоженная хозяйка постоялого двора. Она пришла в ужас, узнав, что в ее заведении случилось нечто подобное, особенно с таким знатным гостем, и настояла на том, чтобы принести нам другую кровать. Еще она хотела окурить комнату дымом, чтобы уничтожить остальных пауков, если таковые имеются, а нас переселить в другую — хотя и не в лучшую — и так далее, и так далее. В конце концов мне удалось избавиться от нее и вернуться к Алегрии. Примерно через полчаса девушка сказала, что боль утихла.