— Мил, сделай себе кофе, тебя пиздец как несет.

Я не даю притронуться к себе, когда иду на кухню, чтобы забрать свою любимую чашку в виде ухмыляющегося черепа. Подарок Зайца на мой прошлый День рождения.

— Марк, не уходи…

Поворачиваюсь.

Мила стоит на пороге кухни. Смотрит на меня — и ее дрожащие ноги подгибаются в коленях. Она дрожит, тянется ко мне руками и медленно опускается на пол.

Я же не бесчувственная скотина.

И мы прожили вместе кучу лет, среди которых были приятные годы взаимной поддержки и любви. Были моменты, которые, несмотря ни на что, буду вспоминать с теплом.

Но кому будет лучше, если я сейчас поведусь на этот концерт, даже если он в чем-то искренний? Мила не поймет, что это просто остаточные явления тепла о нашей прошлой жизни. Она увидит только надежду, придумает гору моих скрытых чувств и ухватится за очередной шанс переломить ситуацию в свою пользу.

— Мил, глупости только не твори, хорошо? Документы о разводе сам приготовлю, тебя не обижу.

— Марк, пожалуйста… — Она заламывает руки, уже откровенно чуть ли не валяясь у меня в ногах, когда пытаюсь пройти мимо. — Нам же хорошо вместе. Столько лет вместе — ты не можешь делать вид, что это ничего не значит! Не можешь просто так вычеркнуть меня!..

Но именно это я и делаю, когда с силой разжимаю ее пальцы на своих джинсах и, забросив сумку на плечо, выхожу из квартиры, зная, что больше никогда сюда не вернусь.



— Ты уверен, что не хочешь одеть бронежилет? — нервно посмеивается Заяц, пока мы рулим в сторону дома ее родителей.

И первый раз за все годы, что я ее знаю, сует в рот указательный палец, чтобы выразительно его погрызть.

Приходится поиграть в «папочку» и мягко убрать ее руку, выразительно показывая взглядом, что, если она не прекратит вести себя как маленькая — я пристегну ее так, что не сможет даже пискнуть.

Пришло время сказать Вовке, что я трахаюсь с его маленькой любимой дочурой.

И я морально готов получить за это пиздюлей и в словесной, и в физической форме.

Абсолютно заслуженно, кстати говоря.

— Я боюсь, — повесив нос, признается Заяц.

Хочет еще что-то добавить, но как-то очень быстро прикусывает нижнюю губу и отворачивается к окну.

Догадаться, что твориться в этой маленькой голове, вообще несложно.

Она очень привязана к семье, хоть в ее возрасте молодежь этим вообще не заморачивается: есть «предки» и есть, главное, чтобы не просили родить внуков и помогали материально. Заяц наоборот — вся в маме и папе, и я не помню такого случая, чтобы когда-то не проводила с ними всю субботу или воскресенье. Если получалось заехать — всегда заставал ее либо алхимичащей на кухне, либо закопавшейся по уши в цветочные горшки.

Так что перспектива потерять родителей — это для нее то еще испытание.

— Зай, все будет хорошо, не ссы, — подбадриваю ее.

Ну а кто еще должен быть большим, сильным и уверенным мужиком, если не я? Это в принципе моя ответственность, так что выгребать тоже мне.

О том, что разговор будет не из веселых, Таня понимает сразу — это читается у нее на лбу, когда открывает дверь и молча отходит в сторону, давая нам пройти.

Но она и знала — понимала — побольше Вовки, так что все объяснимо.

Плюсом уверен, что Мила регулярно вливала ей в уши, какой я хреновый муж.

Возможно, о нашем разводе Таня тоже знает.

— Мам, привет. — Заяц тянется к ней, чтобы поцеловать. Получается слишком порывисто и прохладно, но это тоже ожидаемо.

Я отодвигаю Зайца за спину, откуда раздается ее выразительный вздох смирения.

— Тань, мне бы с поговорить с тобой и Вовкой. Организуешь?

— Уверен? — переспрашивает она.

Заяц все-таки потихоньку подвигается ко мне и берет меня за руку, скрещивая наши пальцы.

Несколько долгих секунд ее мать смотрит на все это, кивает и идет первой.

— Вова, тут… в общем…

Мы заходим в гостиную.

Вовка, как обычно, обложился бумагами и сидит в облаке дыма над полной пепельницей окурков. Поднимает голову, замечает меня и встает, протягивая ладонь для дружеского рукопожатия.

Только через пару секунд замечает, что в этой ладони я крепко сжима пальцы его дочери.

Поднимает взгляд над очками, а потом вовсе снимает их, укладывая в нагрудный карман рубашки.

— Что-то я не очень понимаю, Марк…

— Я как раз пришел объяснить.

Было бы глупо ждать, что он тут же предложит мне сесть и выпить, так что тянуть нет смысла. Тем более, что Заяц начинает громко сопеть мне куда-то между лопатками, прижимаясь так сильно, словно я — единственная опора в ее жизни.

— Вовка, я с твоей дочкой встречаюсь. И собираюсь на ней жениться.

Ну а хули тут рассусоливать?

— Пап, я…

— А ты помалкивай, когда мужчины разговаривают, — осаждает порыв дочери Таня.

— Это и мой мужчина тоже! — тут же рвется в бой Заяц.

Я чуть сильнее, чем нужно, сжимаю ее ладонь.

— Это вопрос решенный, Вовка. Просто…

— Просто ты, старый хер, решил потрахать мою дочь, — перебивает этот бывший вояка, который уже давно снял погоны, но от этого не забыл командирские замашки. — Миллер, ты вообще охуел?!

Заяц сопит громче.

Таня пытается напомнить мужу, что у него давление — и разговор на повышенных тонах все равно ничего не даст, но он отмахивается от ее хлопот и напирает на меня.

— И давно у тебя это с ней?

— Давно, — не вижу смысла юлить. — Извини, что не сразу пришел каяться — сам понимаешь, что к чему.

— Ты вообще что ли с ума сошел на старости лет?! — взрывает Вовка и тут же тянется за сигаретой. Еле подкуривает, потому что зажигалка буквально танцует в пальцах. — Она тебе в дочери годится…

— Пап, я уже взрослая и сама…

— Помолчи, Алиса! — прикрикивает Таня.

— Не закрывай мне рот! Я уже взрослая.

— Взрослая уводить чужого мужа?!

— Он — мой Бармаглот! Плевать, что был чьим-то мужем. Понятно?! Это моя жизнь и мои отношения, и…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍