ответ на все ваши вопросы и сомнения. Уведомление пропало. Его мог забрать лишь один человек, имя которого там упоминалось: Гедимин. Посудите сами, разве он мог оставить в живых такого свидетеля, как стряпчий, знавший самую главную его тайну, которая внезапно стала стоить миллион золотом – то, что он никакой не Черветинский, а всего лишь приемный сын и не может ничего наследовать кастеляну даже по его завещанию, потому что там он именовался сыном Антония, кровным родственником и продолжателем славного рода. Да, эту тайну также знал и Павел. И меня в нее посвятили. Но Гедимин с детства любил и уважал брата, он бы никогда не поднял руку на него. Обо мне он, к счастью, не знал. А стряпчий… он был просто судейский чиновник… И там, в доме ночью, находились еще и живые свидетели – дочка и кухарка, которые видели Гедимина.

Они молчали. Клер хотела было сказать: «Гедимин не убивал их, он мне поклялся!» Но она промолчала.

Она смотрела в окно, которое было открыто. На ветке жасминового куста сидела маленькая красногрудая птичка. Малиновка. Глазками-бусинками она остро глядела на Клер, словно призывая к чему-то.

– Когда я только узнал о зверском убийстве стряпчего, я имел на подозрении совсем другого человека, – сказал внезапно чиновник Капустин. – Потому что именно от его действий все последние дни перед убийством я сам предостерегал Луку Лукича, призывая его к осторожности и осмотрительности. Гедимин же все эти годы рос на наших глазах именно как член семьи Черветинских… И он сам много страдал в детстве и юности. А вина за его страдания лежит не только на Карсавине, но и на Антонии… Но когда я услышал, что, кроме убийства стряпчего, его дочери Аглаи и кухарки, Гедимин нападал и насиловал женщин и даже собирался убить свою малолетнюю нареченную невесту, последние мои сомнения отпали. И я теперь считаю, что вы на правильном пути. Вы поймали виновного.

– Но сначала вы так не считали? – спросил Евграф Комаровский. – Это связано со второй тайной стряпчего, я вас правильно понял?

– Да.

Клер, слушая их, смотрела на красногрудую птичку в окне. Малиновка перескочила с ветки на ветку, потом перелетела на створку открытого окна. И вдруг…

Малиновка вспорхнула и взмыла в закатное небо.

Как тогда, у беседки…

Когда ее напугал Человек-зверь.

– Мы с мадемуазель Клер хотели бы услышать и другую тайну стряпчего, – объявил Евграф Комаровский.

– Но… это был секрет, так сказать, судейский, юридический, он касался дел очень личных. Это конфиденциальные сведения.

– Расследование продолжается. Я, как должностное официальное лицо, обязан знать всю информацию по делу. Даже сугубо конфиденциальную.

– Но вы же поймали убийцу! – воскликнул Капустин. – И это именно Гедимин Черветинский! Я же вам все рассказал, все объяснил. Какие теперь – после всего – могут быть сомнения в его виновности?

– Достаточные сомнения, – ответил Комаровский. – Полной ясности в деле у нас все еще нет. Поэтому я просил бы вас рассказать нам все без утайки. Вы сами начали этот разговор. Я не тянул из вас правду клещами. И не хотел бы этого делать.

Капустин молчал.

– Итак, в чем состоял второй секрет стряпчего? О чем шла речь? – настойчиво повторил Евграф Комаровский.

– О дьяволе…

– То есть? Не понял вас.

– О дьяволе и его сыне. – Капустин скользнул по ним взглядом. Лицо его приняло очень странное выражение. – Сам Лука Лукич именно так называл сей… юридический казус.

Пауза. Клер ощутила, что ей не хватает воздуха.

– Кого вы имеете в виду? – спросил Евграф Комаровский, хотя Клер видела по его лицу – он уже знает наперед, о ком пойдет речь.

– Князя Пьера Хрюнова.

– Который на самом деле сын Арсения Карсавина. Стряпчий считал его сыном дьявола? Он верил в рассказы о Темном?

– Он верил, – ответил Капустин. – Лука Лукич долгие годы вел судебные тяжбы, в которые впутывался Карсавин, и являлся его душеприказчиком. Это было еще до того, как он взял меня к себе помощником в делах, поэтому мне многое неизвестно. Но зато он знал своего патрона и барина. Поэтому он верил в то, что… зло порой живуче. Даже смерть бессильна перед ним. Но речь у нас сейчас не совсем о делах прошлого, а о событиях, которые стали известны всего полторы недели назад. Лука Лукич вел дела и князя Хрюнова. По сути, его как судейского профессионала «завещал» Хрюнову сам Карсавин, поэтому он долгие годы противостоял в суде попыткам семьи Хрюновых лишить Пьера титула, первородства и наследства по причине подозрений в его незаконном происхождении.

– Мы знаем об этом. – Комаровский глянул на Клер. – А в доме стряпчего я обнаружил одно очень любопытное письмо.

Клер заметила, как чиновник Капустин сразу напрягся.

– Ваше сиятельство, от кого было то письмо? – спросил он нервно.

– Стряпчему писал младший брат Пьера князь Ипполит, который сейчас, после смерти отца, выступает с обвинениями от лица семьи. Он предлагал стряпчему сделку за деньги – тот в суде фактически переходит на сторону княжеской семьи, предавая интересы Пьера, свидетельствует в пользу обвинений – мол, ему известно, что Пьер – бастард, незаконный сын князя, но родной сын Арсения Карсавина. А ему за это лжесвидетельство княжеская семья выплачивает крупное вознаграждение.

– Мы еще решили, что за подобное письмо Пьер вполне мог убить стряпчего, а его семью убрать как свидетелей, – не выдержала Клер. – Если бы он только узнал, что за его спиной стряпчий ведет такую переписку с его врагом – братом, то…

– Боже мой, вы ничего не понимаете, мадемуазель! – воскликнул Капустин и вскочил со стула. – Вы иностранка! Где вам понять все перипетии нашей русской жизни! Вы не можете оценить всей сложности, всей тонкости сего опасного и убийственного парадокса! Да князь Пьер Хрюнов все бы отдал за то, чтобы мой патрон Лука Лукич свидетельствовал о том, о чем просил его князь Ипполит в письме! Он бы сам заплатил стряпчему в три, в пять раз больше, если бы тот привел весомые, неоспоримые доказательства того, что он сын Темного! Он бы отдал все свое имущество, земли, деньги, только чтобы его считали истинным родным сыном этого дьявола во плоти! Только мой патрон никогда бы не пошел на такое. Он никогда бы этого не сделал!

Они изумленно смотрели на взволнованного чиновника. Он сильно вспотел. А они и правда окончательно запутались.

– Соблаговолите объяснить нам, что вы под всем этим подразумеваете? – спросил Евграф Комаровский.

– Тяжба длится с переменным успехом тринадцать лет после смерти Карсавина. Пьер Хрюнов публично отрицает обвинения в незаконном происхождении.