Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорогу из побед.
– Как я понимаю, никто не против, чтобы в грамоту было вписано имя вот этого молодого человека? – спросил Тощий Брык. – Понятное дело, что у него нет опыта и авторитета, но этот вопрос легко решается с помощью соответствующих советников.
– Я против! – заявил Серх Локон.
– Отлично. Значит, обойдемся без тебя.
Генерал «Чистого Города» обиженно заморгал, а прочие «достойнейшие горожане» разразились серией одобрительных кивков и восклицаний:
– Ага.
– Ну, конечно…
– Хррр-хрррр.
– Вписывай свое имя, и побыстрее, – сказал Глав Рыбс, – а то меня ждет ужи… важнейшие чародейские дела.
Стражник подал чернильницу и перо. Наслаждаясь каждым своим движением, Форн Фекалин откинул крышечку, обмакнул перо в чернила и медленно поднес его к коронационной грамоте.
А потом собравшиеся в зале для совещаний увидели, как по телу МЕНТа прошла дрожь, и лицо его начало стремительно меняться. Кожа потемнела, на ней возникли пятна, нос словно провалился, а голова изменила форму. Уши и волосы втянулись в глубь черепа, и даже осанка командира Торопливых стала другой.
Точно так же трансформировались и двое стражников у двери, но на них никто не смотрел.
Все глаза были прикованы к Форну Фекалину.
А он чувствовал то, что описать словами невозможно, ощущал нацеленное на него волшебство. За эту способность чуять магию с такой же легкостью, как тепло, холод или направление в пространстве, гномы и все остальные ненавидели змееморфов, когда те еще обитали на поверхности.
Форн Фекалин понимал, что заклинание вынуждает его принимать истинный облик. Он боролся с магией, но проигрывал, его великолепное и послушное тело не повиновалось приказам мозга.
Двигались кости, росли когти, неудобной становилась одежда, обострялись слух и обоняние.
– Что это? Что с ним? – воскликнул кто-то из жрецов.
– Оборотень! – завопил Серх Локон. – Я знал, что они всюду! Оборотнический заговор! Это…
Под яростным взглядом Форна Фекалина он подавился собственным воплем.
Гномы вскинули топоры, в их взглядах появилось нечто вроде узнавания. Нет, обитавшие в Ква-Ква старейшины не могли видеть змееморфа, как и десятки поколений их предков, но родовая память, спавшая где-то в спинном мозге, проснулась и нажала кнопку с надписью: «Опасно! Убей!»
– Кгхм… хм… – Глав Рыбс пошевелил посохом, раздумывая, какое заклинание пустить в ход.
– Шссс… – сказал Форн Фекалин. – Это прокххххлятие… меня сссзаколдовали… Но я сссейчасссс разбехуссь…
Он чувствовал чужую магию и ощущал, что она идет сверху, мог даже примерно определить расстояние до нее. По всем признакам, источник заклинания находился на крыше башни.
Туда, если верить обонянию, недавно прошли два человека и еще кто-то с очень специфическим запахом. Это студенты? Значит, это они пробрались наверх и затеяли колдовство?
Но ничего, он отомстит, а потом вернется и попробует все уладить, хоть это будет и непросто.
– Расссберххусь, – повторил он, свирепо глядя на «достойнейших горожан», похожих в этот момент на выставку совиных чучел.
А потом рванулся к дверям и испустил вибрирующий боевой клич, слышимый только для змееморфов и способный проникать сквозь стены.
Означал этот клич: «За мной! Убивать! Убивать!»
Двери хлопнули, звякнул упавший на пол шлем одного из стражников.
– Ну… честно говоря… это, хм… – произнес Тощий Брык напряженным голосом человека, заметившего пару зеленых чертиков и не уверенного в том, что они реально существуют, – неожиданный поворот событий…
– Проклятие? Он говорил о проклятии? – господин Закряхтэль посмотрел на ректора МУ. – Такое возможно?
– Я почувствовал некую магию, – ответил Глав Рыбс, – но на проклятие она походила мало. Кроме того…
– Это оборотень! – заорал Серх Локон.
Ректор махнул рукой, и генерал «Чистого Города» обнаружил, что не может двигать языком и губами.
– …проклятия меняют не внешнее состояние объекта, – невозмутимо продолжил Глав Рыбс, – а внутреннее. Превращают кровь в лед, кишки в воду, сердце – в кусок черного угля…
Дверь с грохотом открылась, и в зал совещаний ворвалось несколько грязных, воняющих перегаром стражников.
– Всем лежать лицом к стене! Руки за голову! – заорал один из них, размахивая тремя арбалетами.
– Его тут нет! – воскликнул второй, невысокий и краснолицый, в котором многие узнали отставного МЕНТа Игга Мухомора. – Куда он ушел?
– Кто? – спросил Вейл Фукотан слабым голосом.
– Новый командир Торопливых.
– Только что выскочил за дверь, – сообщил один из гномьих старейшин. – Вы должны были столкнуться.
– Значит, он побежал наверх. Срочно за ним, – приказал Игг Мухомор, и альтернативная милиция покинула зал.
– Что это было? – недоуменно спросил ректор. – Честно говоря, мне кажется, надо самим во всем разобраться.
Как ни странно, в этом оказались едины все «достойнейшие горожане», от тролля и выползня до Вейла Фукотана и Серха Локона. Не потратив и десяти минут на дебаты, они выбрались из зала для совещаний и двинулись по лестнице вверх, туда, откуда доносилось надсадное дыхание и тяжелый топот.
Арс совершил невозможное – ухитрился запустить с одной руки одновременно огненный шар и струю леденящего воздуха.
Смертельная опасность служит куда лучшим катализатором умственных способностей, чем хорошие оценки, именные стипендии и кубки, которые выдают победителям всяческих олимпиад.
В данный момент этой смертельной опасности в ближайших окрестностях было слишком много. Она крутилась вокруг, щелкала зубами, размахивала когтистыми лапами и откровенно не желала поддаваться как заклинаниям, так и обычному оружию.
Змееморфы, а их на крыше было уже с дюжину, атаковали стремительно. Йода колотил их посохом, но крепкие черепа оборотней лишь скрипели. Тесак Рыггантропова оставлял на их чешуе неглубокие зарубки, из которых начинала сочиться кровь.
Но раны тварям совершенно не мешали.
Из строя удалось вывести только троих. Одному Тили-Тили ухитрился сломать шею, второй попал под выпад собственного сородича, и острые когти вспороли горло словно нож – подушку. А третий угодил под молнию Топыряка, и сейчас, потрескивая, обугливался в сторонке.
В один момент Арсу показалось, что он услышал тонкий, донесшийся снизу вой, и в тот же миг змееморфы отступили.
– Струсили, что ли? – спросил Рыггантропов, с трудом переводя дыхание.
– Сссс, – выразил сомнение йода.
– Тогда чего они? – спросил Топыряк.