В глазах Лилиас застыл немой вопрос.

– И мне думается, – продолжала я, – верны и наши соображения относительно моей роли здесь.

Лилиас закрыла глаза и стиснула руки.

– Какой ужас! – прошептала она. – Значит, Ниниан все раскопал?

– Именно. Был довольно громкий судебный процесс по поводу денег его первой жены, а Ниниан вел для себя кое-какие записи.

– Значит, он решил, что ты в опасности, и приехал сюда. Мне кажется, он хотел защитить тебя в случае необходимости.

– Он просил меня стать его женой.

– Понимаю. И ты…?

– Могу ли я принять его предложение? Могу ли я вернуться в Эдинбург его женой? Это погубит его карьеру.

– Что дальше?

– Лилиас, я не могу согласиться.

– Он просил тебя. Боже мой, приехал в такую даль, чтобы сделать предложение! Ты можешь хотя бы оценить силу его чувств?

– Да, могу, – в голосе моем пело счастье, – и все равно я не вправе принять его предложение.

– Нет, вправе, – сказала Лилиас, – и ты его примешь. Разве могла я скрыть огромное счастье, переполнявшее меня? Чувства рвались из меня наружу. Ниниан любил меня. В такое трудное время приехал ко мне, чтобы защитить и спасти.

Что мне оставалось делать? От прошлого спасения не было ни для меня, ни для Ниниана, если бы он разделил его со мной. Он это знал, как никто другой. Знал и тем не менее решил взвалить себе на плечи мое прошлое. Он так хотел.

Я начала собираться домой.

Ниниан разрабатывал планы нашей жизни. Обвенчаться нам предстояло в Кимберли. В Англию мы уезжали мужем и женой.

Не было смысла затягивать с отъездом. Путешествие назад могло оказаться долгим и трудным. Нам предстояло добраться до Кейптауна и ждать подходящего судна. Но мы знали, куда нам плыть, и пока были вместе, не имело особого значения, сколько нам придется ждать.

Я переживала за Лилиас, ведь она оставалась одна, однако и в ее жизни как будто приближались благотворные перемены. Приближалась одна свадьба – и почему за нею не могла последовать другая? Я давно знала, что между Лилиас и Джоном Дейлом установились особые отношения. И наконец Джон попросил Лилиас стать его женой – моей радости не было границ.

Итак, две свадьбы в один день; это было вполне естественно, ведь наши судьбы уже давно стали неразрывными.

Майру очень печалил мой приближавшийся отъезд. Она далеко не все знала о своем убитом муже. Мы не разговаривали о нем. Расследование гибели глухонемого мальчика принесло неоспоримое свидетельство причастности Роже Лестранжа к преступлению – пуговица, оказавшаяся в руке убитого, была сорвана с пальто Лестранжа. Несчастный Умгала, видимо был свидетелем предыдущего преступления своего хозяина, хотел сообщить людям об этом и навлек на себя смерть. Увы, теперь и Роже был мертв, и Майра стала вдовой. Майра души не чаяла в своем супруге и в то же самое время боялась его. Она даже не догадывалась, что сама находилась на волосок от гибели.

Но мы не говорили об этом. Майра была выбита из колеи и подавлена, но постепенно проникалась мыслью, что должна начать новую жизнь. И, как ни странно, сблизилась с Паулем. Оба уделяли много внимание Нджубе. Они присматривали за ним и Любан, и общее дело все прочнее соединяло их.

Я думала, что, возможно, она захочет уехать в Англию вместе со мной, и некоторое время я склонялась к мысли, что так оно и будет. Но быстро крепнувшая дружба Майры и Пауля все изменила: они оба решили, что будет лучше, если Майра останется там, где он родился и вырос. Одним словом, Майра никуда не поехала.

В конце концов мы с Нинианом стали мужем и женой, сели на корабль и отплыли в Англию.

Я никогда в своей жизни не была так счастлива, как в первые несколько месяцев, когда начала носить имя Девины Грейнджер. Между мною и Нинианом существовало молчаливое согласие не думать о дальнем будущем.

Не хуже меня Ниниан понимал, что в Эдинбурге мы столкнемся с трудностями, но мы решили забыть о них до прибытия домой.

Мы преуспели в этом как нельзя лучше. Днем мы были неразлучными собеседниками, по ночам – страстными любовниками. Наша жизнь на корабле могла показаться райской идиллией, если бы мы разучились смотреть вперед.

Увы, мы не могли сделать этого, и, случалось, я совершенно отчетливо представляла, что начнется, когда мы окажемся дома. Люди ничего не забыли, и даже если у них хватит такта не говорить о былом, оно не исчезнет из их воспоминаний. Нам следовало приготовиться к неприятным переживаниям и даже страданиям.

Трудности путешествия в такое сложное время ничуть не угнетали нас, ведь мы были вместе. Мы преодолевали их со смехом, шутками.

В ожидании судна нам пришлось просидеть в Кейптауне неделю; зато поднявшись на борт, мы сполна насладились чудесным путешествием. Нас не страшили бури, а долгие жаркие дни мы проводили на палубе в разговорах о счастье быть вдвоем.

Но чем ближе становился дом, тем сильнее хотелось мне, чтобы дни тянулись как можно дольше. Ниниан, я видела это, хотел того же самого. Понятное дело, время не остановишь, и я то и дело напоминала себе, что возвращаюсь с Нинианом, а не одна.

Мы прибыли в Саутгемптон точно по расписанию, простились с друзьями, которые появились у нас на корабле, и перед долгой поездкой в Эдинбург провели ночь в Лондоне.

Эдинбург показался мне холодным и неприветливым. Ниниан жил в родительском доме, но теперь, когда он стал женатым мужчиной, предстояло купить свой дом. Удобнее всего было найти жилище поближе к суду. Но поначалу, на время поисков, мы должны были жить в доме родителей Ниниана.

Меня беспокоила встреча с родными мужа, и, увы, с первого мгновения я поняла, что они не одобряют выбор сына.

Миссис Грейнджер оказалась представительной дамой с седеющими волосами и ясными темными глазами. Отец был полной противоположностью сыну: высокий, командирского вида мужчина с орлиным носом и блестящими хитрыми голубыми глазами.

– Как чудесно, что ты вернулся, Ниниан, – такими словами встретила нас миссис Грейнжер. – А это Девина…

Она взяла меня за руки, поцеловала в щеку и внимательно оглядела, безуспешно пытаясь скрыть, что оценивает меня как жену своего сына. Но именно этим она и занимается, сказала я самой себе. Я же была ее невесткой. Естественно, она хотела понять, что я собой представляю. Я должна перестать думать, что, видя меня, все люди задают себе один и тот же вопрос: убила или не убила она своего отца?

Мистер Грейнджер не умел или не хотел скрывать свои чувства. Его отношение ко мне было прохладным. Я не сомневалась – он считает, что только глупец мог выбрать себе такую жену.

Я старалась урезонить себя. Их поведение объяснимо. Конечно, они разочарованы. Мистер Грейнджер старший достиг высокого положения и хотел бы того же для сына; никто лучше меня не понимал, какую помеху для его карьеры я собой представляю.