— Он съел немного нашего кролика вчера вечером, — извинилась миссис Грейвс.

— Ты его балуешь, мама, — огрызнулась Филлипа. — Ты слишком мягка с ним.

У Страйка возникло ощущение, что этот непропорциональный гнев был вызван вовсе не собакой.

— Когда Алли переехал на ферму? — спросил он.

— Очень скоро после того, как мы пригласили их на чай, — сказала миссис Грейвс.

— И в этот момент он все еще был на пособии?

— Да, — сказал полковник, — но есть семейный траст. С восемнадцати лет он мог обращаться за средствами в него.

Теперь Страйк достал блокнот и ручку. Глаза Филиппа и Николаса внимательно следили за этими движениями.

— Он начал просить деньги, как только переехал к Мазу, но попечители не собирались давать ему деньги просто так, на ветер, — говорил полковник. — Потом Алли как-то неожиданно заявился сюда и сказал, что Мазу беременна.

— Он сказал, что ему нужны деньги, чтобы купить детские вещи и обеспечить Мазу комфортом, — сказала миссис Грейвс.

— Дайю родилась в мае 1988 года, верно? — спросил Страйк.

— Верно, — сказала миссис Грейвс. Дрожь в ее руках делала рискованным каждый глоток чая. — Родилась на ферме. Алли позвонил нам, и мы сразу же поехали к ней, чтобы посмотреть на ребенка. Мазу лежала в грязной постели, кормила Дайю, а Алли был очень худой и нервный.

— Он был так же плох, как и до ареста, — сказал полковник Грейвс. — Бросил свои лекарства. Говорил, что ему это не нужно.

— Мы взяли подарки для Дайю, а Мазу даже не поблагодарила нас, — сказала его жена. — Но мы продолжали ходить в гости. Мы переживали за Алли, да и за ребенка тоже, потому что условия жизни там были антисанитарные. А Дайю была очень милой. Она был похожа на Алли.

— Точная копия, — сказал полковник.

— Только темненькая, Алли был светловолосый, — сказала миссис Грейвс.

— У вас случайно нет фотографии Алли? — спросил Страйк.

— Ник, ты не мог бы…? — спросила миссис Грейвс.

Николас потянулся за спину и извлек оттуда фотографию в рамке, на которой Филлипа сидела на большой серой лошади.

— Это Алли двадцать два, — сказала миссис Грейвс, когда Николас передал фотографию поверх чайных принадлежностей. — Когда он был в порядке, до того, как…

На снимке была изображена группа, в центре которой стоял молодой человек с узкой головой, светлыми волосами и явно кроличьим лицом, хотя его кривая улыбка была милой. Он был очень похож на полковника.

— Да, Дайю была очень похожа на него, — сказал Страйк.

— Откуда вы знаете? — холодно сказала Филиппа.

— Я видел ее фотографию в старом выпуске новостей, — пояснил Страйк.

— Лично я всегда считала, что она похожа на свою мать, — сказала Филлипа.

Страйк осмотрел остальных членов группы на фотографии. Там была Филлипа, темноволосая и коренастая, как на охотничьей фотографии, а рядом с ней стоял Ник с по-военному коротко подстриженными волосами и правой рукой на перевязи.

— Травма на учениях? — Страйк спросил Николаса, передавая фотографию обратно.

— Что? О, нет. Просто глупая случайность.

Николас забрал у Страйка фотографию и аккуратно переместил ее, снова спрятав за фотографией жены на ее великолепной охотничей лошади.

— Помните ли вы Джонатана Уэйса, приехавшего жить на ферму? — спросил Страйк.

— О, да, — тихо сказала миссис Грейвс. — Мы были полностью захвачены врасплох. Мы думали, что он — лучшее, что есть в этом месте, не так ли, Арчи? И тебе он понравился, правда, Пипс? — робко сказала она. — Сначала?

— Он был вежливее Мазу, вот и все, — сказала неулыбчивая Филлипа.

— Парень казался умным, — сказал полковник Грейвс. — Позже я понял, что это все притворство, но при первой встрече он был очарователен. Рассказывал об экологическом сельском хозяйстве, которое они собираются вести. Звучало это вполне достойно.

— Я проверил его, — сказал Николас. — Он не врал. Он учился в Хэрроу. В драматическом обществе, видимо, был большой шишкой.

— Он сказал нам, что присматривает за Алли, Мазу и ребенком, — сказала миссис Грейвс. — Следит, чтобы с ними все было в порядке. Мы тогда подумали, что он хороший человек.

— Потом стали появляться всякие религиозные штучки, — сказал полковник Грейвс. — Лекции по восточной философии и прочее. Сначала мы думали, что это безобидно. Нас гораздо больше беспокоило психическое состояние Алли. Письма попечителям продолжали приходить, явно продиктованные кем-то другим. Выдавал себя за партнера по фермерскому бизнесу, знаете ли. Чушь, но опровергнуть ее трудно. Так или иначе, они получили из траста изрядную сумму.

— Каждый раз, когда мы приезжали на ферму, Алли становилось хуже, — говорила миссис Грейвс, — и мы могли понять, что между Мазу и Джонатаном что-то есть.

— Она улыбалась только тогда, когда рядом был Уэйс, — сказал полковник Грейвс.

— И она стала ужасно относиться к Алли, — проговорила миссис Грейвс. — Наплевательское отношение, знаете ли. “Перестань болтать”. “Хватит выставлять себя на посмешище”. А Алли читал песнопения, постился и все остальное, что Джонатан заставлял его делать.

— Мы хотели отправить Алли к другому врачу, но он сказал, что лекарства — это яд, и он будет здоров, если сохранит чистоту духа, — рассказывал полковник Грейвс. — Однажды к ним приехала Барб — вы двое были с ней?

— Да, — жестко ответила Филиппа. — Мы только что вернулись из медового месяца. Мы взяли с собой фотографии со свадьбы. Не знаю, зачем. Не то чтобы Алли это интересовало. И там была ссора.

— Они сказали, что обиделись, что мы не попросили Дайю быть цветочницей, — сказала она с легким смешком. — Такая ерунда. Мы послали приглашения Алли и Мазу, но знали, что они не придут. Джонатан к тому времени не разрешал Алли покидать ферму, разве что собирать деньги на улице. А идея с цветочницей была просто предлогом, чтобы задобрить Алли и заставить его думать, что мы все ненавидим его и его ребенка.

— Не то чтобы мы хотели видеть ее в качестве цветочницы, — сказал Николас. — Она была…

Жена бросила на него взгляд, и он замолчал.

— В тот день Алли совсем ничего не соображал, — с отчаянием сказала миссис Грейвс.