ещё один момент, — сказал Броук. — Некроманты на границе.

— Ничего себе! — закричала я. — Из Перелесья?

— Из Девятиозерья, леди Карла, — сказал Броук. — Мне телеграфировали, что за последнюю неделю с таможни в жандармерию перенаправлены пятеро, называющие, мол, себя некромантами. Там наши кадры не слишком разбираются в этом деле, только получили распоряжение оказывать содействие. Что с ними делать, государыня?

— А что они сами хотят? — спросила Виллемина.

— Обратились к таможенникам, а потом — к жандармам, — сказал Броук. — Принять подданство, а в идеале — поступить на службу.

— Отлично! — воскликнула Виллемина. — Они тоже читают наши газеты. Пусть их сопроводят в столицу. В общем, прекрасное соотношение: две хорошие новости на одну плохую.

— Но плохая — уж совсем плохая, прекрасная государыня, — сказал Броук. — Начнётся война с адом — аукнутся нам эти девятиозерцы, которые успеют на нашей земле замёрзнуть или с голоду помереть…

— Святее Иерарха мы всё равно быть не сможем, — улыбнулась Виллемина. — Но что сможем — непременно сделаем, дорогой Броук. Отдыхайте, пожалуйста, а перед этим пошлите за Рашем.

Броук раскланялся и вышел.

— Любопытно, — сказал Валор, — Я, конечно, не бывал при дворе при жизни, но мне представляется, что тогда мало кто из свиты государя Эрвина настолько глубоко к сердцу принял бы беды простого люда, да ещё и пришлого. Мессир Броук меня удивил. Любопытно: что так смягчило нравы — течение времени или Божья Волна?

— Раз не везде, — сказала я, — значит, Божья Волна. Люди — они такие: пока не прилетит, никто и не почешется.

— К тому же, — сказала Вильма, — нравы в Перелесье отнюдь не смягчились, чтобы не сказать сильнее. Святая Земля уже многие годы движется к тому, чтобы снова стать Лугоземьем: она преизрядно растеряла святость. Думаю, хоть над нами и один Святой Орден, боги разные…

— Государыня говорит что-то еретическое, — хихикнула я.

— Нет-нет, — возразил Валор. — В этом есть что-то глубоко правильное, деточка, хоть и никем не произносимое вслух. Мне представляется, что мы — народ Отца Вод. И Божья Волна была именно его карой — его попыткой то ли предупредить своих детей, то ли их исправить… Я просто не могу вспомнить никакое другое государство Севера, где гнев Бога последовал за конкретным и общим грехом, а мы все хорошо помним, что Вседержитель зрит, не вмешиваясь. Вмешался не он? О, государь наш Риэль был глубоко прав, когда утвердил церковный раскол. Мы признали Отца Вод над собой.

— Только он не слишком милосерден, — сказала я. — Даже с вами, Валор, и с теми душами… с бедными морячками. И Божья Волна — ну, тоже тот ещё был ужас, если не врут легенды.

— Судя по всему, не врут, — сказал Валор. — В годы моей жизни память была ещё сравнительно свежа. А к нынешним дням она, как мне кажется, превратилась в своеобразное понимание истины в Прибережье.

— Когда-то жителей побережья предельно жестоко научили думать о ближнем, — задумчиво сказала Виллемина. — Звучит красиво. И всё же мне представляется, что дело не в этом — по крайней мере, не только в этом. Мой предок, которым в Перелесье до сих пор детей пугают, когда-то дошёл своим умом… В общем… нет, думаю, что легенда безусловно прекрасна, но нас всех изменила близость ада, а не Божий гнев. Хотя мысль о том, что жители Прибережья — народ Отца Вод, мне неожиданно нравится.

Раш пришёл, когда наша богословская беседа была в самом разгаре. Предположу, что Элия поседел бы раньше времени, если услышал бы, что мы болтали. Совершенно еретически звучало. И я не радовалась мысли, что над нами — Отец Вод. Мне думалось, что Вседержитель как-то добрее относится к людям… хотя — что мы знали о Божьем суде? У моря, во всяком случае, суровая, но прозрачная, понятная бедным смертным справедливость.

— Я очень рада, что вы смогли прибыть быстро, драгоценный мессир Раш, — сказала Виллемина. — Мне совершенно необходимы вы и ваш удивительный блокнот. Мессир Броук посвятил вас в курс дела?

— О несчастных в приграничных городках на Жемчужном Молу? О да! — Раш кивнул и немедленно вытащил блокнот. И неожиданно улыбнулся. — Мы с блокнотом — к вашим услугам, прекрасная государыня.

— Превосходно, — сказала Виллемина. — Итак. Необходимо дать телеграмму его святейшеству. Эти люди бегут от ада под защиту нашей короны и нашей ветви Святого Ордена. Быть может, церковь Путеводной Звезды и Благих Вод сможет помочь. Напомните мне, пожалуйста, дорогой мессир Раш: чем они располагают на Жемчужном Молу?

Раш на минуту задумался, припоминая.

— Монастырь Святого Бермы У Маяка, — сказал он наконец. — Хорошая богатая обитель. И женский монастырь Блаженной Атты На Перепутье, а при нём — библиотека и госпиталь во имя Блаженной Атты.

— Очень хорошо, — сказала Виллемина удовлетворённо. — Значит, у них есть странноприимные дома и госпиталь с сёстрами-целительницами. Укажите, дорогой герцог, что я прошу во имя Господа и ради пущей Его славы, в надежде на победу над силами тьмы. И что корона Прибережья придёт Ордену на помощь в час, когда такая помощь понадобится. Сообщите также, что помощь нужна срочно, потому что слабые и больные люди могут не пережить ближайшей холодной ночи.

— Разумно и резонно, государыня, — сказал Раш, делая пометки

— Далее, — продолжала Виллемина. — Мы напишем нашему доброму другу мессиру Варду из дома Тритона. Отметьте, пожалуйста: государыня настоятельно просит милостыни на нужды наших бедных. Государыне хватит выручки от продажи ценных бумаг Юго-Восточной транспортной компании. Милостыню мы готовы получить наличными деньгами, простыми продуктами — хлебом, сыром, рыбой — или другими насущно необходимыми вещами. Отметьте: государыня охотно выслушает любое предложение. А если добрейший мессир Вард решит, что во имя спасения его души можно пожертвовать ещё немного — благодарность государыни будет безгранична… и, возможно, она пересмотрит некоторые свои особые решения.

Раш на миг зажмурился и улыбнулся — и в этот момент стал ужасно похож на кота, который съел крупную рыбину, и теперь ему очень хорошо:

— Осмелюсь предложить, государыня, что в виде особо доброго и благородного дела упомянутый мессир может пустить часть беглецов в свою виллу неподалёку от Тёплой Гавани. Всё равно она пустует зимой.

— Ах, превосходно! — воскликнула Виллемина.