никогда не говорили о „Маскараде“?» — «Нет». — «Но вы произносите то, о чем я размышлял только наедине с собой…»

Наверное, в процессе работы Хейфец и Борисов пришли бы к более полному, более емкому пониманию Лермонтова, потому что Борисов — это один из редких артистов, который не стеснялся многое читать, многое изучать с карандашом в руке. (Актеры, как правило, бравируют своим гением, талантом, наитием, считая, что книжки им вредны, поскольку убивают непосредственность…) Борисов — читал. Читал, выписывал, изучал…

И он не сыграл Короля Лира. Это его роль. Это был бы совершенно ни Питер Брук, ни все остальные. И Чехова, конечно, он не сыграл по-настоящему… Он не сыграл адекватно своему дарованию.

С Хлестаковым у Борисова сложились свои отношения. Этому персонажу артист даже отправил личное послание.

Юрий Борисов называл Хлестакова «получертиком», который «однажды постучался к Олегу Ивановичу ночью и попросился на ночлег». Такое ощущение, что он мстил Борисову за то, что тот так и не сыграл его. Этот мистический персонаж, «получертик», прошел через половину его жизни.

Хлестаков под «номером один» возник перед Олегом в виде письма, присланного на его имя в Киев за подписью тогдашнего директора Малого театра Михаила Ивановича Царева. В письме — предложение перейти на работу в этот театр и работу эту начать с роли Хлестакова в «Ревизоре». Вложены были в конверт необходимая для заполнения при приеме на работу анкета и образец заявления. Олег принес домой это письмо, дал прочитать Алле и спросил: «Что будем делать?» Алла, понимавшая (как, впрочем, и Олег), что в Театре им. Леси Украинки долго ему не проработать, склонялась к отъезду — тем более Хлестаков, мечта жизни. Но Олег сказал: «Я же не могу уйти. Я только что звание получил (заслуженного артиста Украинской ССР. — А. Г.). Как я могу обидеть людей?» Но прежде чем принять окончательное решение, Олег позвонил своему однокурснику по Школе-студии Виктору Коршунову («Все-таки с одного курса, дурного не подскажет»), в то время одному из ведущих артистов Малого театра. «Понимаешь, Витя, — сказал Коршунову Борисов, — я только что звание получил, двух Дромио в театре играю…» Коршунов в ответ: «Правильно, что сомневаешься… Спектакль будет традиционным… А „Ревизор“ такая пьеса, не на одном Хлестакове держится…» И о творческом застое в театре сказал. И Олег отправил на имя Царева записку с благодарностью за приглашение и вежливым отказом.

Хлестаков «номер два» «проклюнулся» из МХАТа. В период между Киевом и Ленинградом. Борисов занимался поисками работы и решил попросить своего педагога Виктора Карловича Монюкова порекомендовать его Михаилу Николаевичу Кедрову, возглавлявшему тогда художественную коллегию театра, своего рода усиленный худсовет. МХАТом они тогда руководили вчетвером. Михаил Николаевич принял Борисова в своем кабинете.

— Олег, не прочтете ли монолог Хлестакова? («Я, — вспоминал Олег Иванович, — вздрогнул: и оттого, что именно Хлестакова, и что вообще должен что-то читать».) Вы не удивляйтесь, что прошу вас Хлестакова… Мы задумали постановку «Ревизора».

Борисов приободрился:

— В таком случае хочу пригласить вас в ЦДРИ, Михаил Николаевич, там будет просмотр нового фильма… с моим участием.

— А что за фильм?

— «Укротители велосипедов»… смешная такая картина… Вы и увидите, на что я способен.

Борисов почему-то был уверен, что читать монолог — как-то неприглядно для заслуженного артиста Украины — не на экзаменах же! И — без подготовки, просто так, не заглянув в текст? Лучше, полагал, показать сделанную роль. «Укротители велосипедов» — фильм слабый (Алла Романовна называет эту картину «очень плохой» и считает, что показывать Кедрову надо было «Зайцев…»; «Ну как ты мог? — спросила у Олега Алла, которая в дни встречи Борисова с Кедровым находилась в Киеве и была, понятно, не в состоянии повлиять на ситуацию. — Почему ты не показал „Зайцев…“?» — «Потому что там я наигрывал».) Роль у Борисова в «Велосипедах…» вполне себе проходная. Понравиться это не могло. Хлестакова во МХАТе сыграл Вячеслав Невинный.

Хлестаков «номер три» появился у Борисова после того как Олег с Аллой уже жили в Ленинграде. В гости к ним нагрянули Юрий Сергеевич Лавров, назначенный к тому времени художественным руководителем Театра им. Леси Украинки (прослужил он, правда, в этой должности недолго — всего несколько месяцев), с сыном Кириллом. За прекрасным, как всегда у Аллы, столом Лавров-старший извинился, во-первых, за свою подпись, поставленную под отправленным в газету «Советская культура» письмом с осуждением заразившегося «звездной болезнью» Олега Борисова, и, во-вторых, предложил ему вернуться и начать все сначала — сразу с Хлестакова. Предложил, не исключено, с подачи Кирилла, знавшего, чем можно привлечь Олега. «Но, — вспоминал Олег Иванович, — бросаться с колокольни „кверху дыбом“, как говорил Голохвостый, было уже поздно».

Заключительный Хлестаков «номер четыре» относится к временам БДТ. Борисов подумывал уходить из театра. Роли у него были, но в основном — замены или же мало чем привлекательные. Борисов, можно сказать, простаивал. И Георгий Александрович вдруг сказал Олегу Ивановичу, буквально окрылив его: «Вы что придумали? Олег, я хочу предложить вам Хлестакова». Сказано это было перед отпуском. Услышав слово «Хлестаков», Борисов отменил все запланированные съемки, остался в Ленинграде, обложился десятками книг, взятых Аллой в библиотеке «Ленфильма» (еще и Михаил Данилов дал Олегу книгу Андрея Белого «Мастерство Гоголя»), и погрузился с головой в подготовительную работу. Так глубоко, как в Хлестакова, он погружался в роль только перед репетициями «Кроткой» и «Павла I».

Товстоногов, в одном из разговоров перед отпуском будто бы невзначай напомнивший: «Олег, вы готовитесь к Хлестакову?», Борисова Хлестаковым тогда удержал. Анализируя спустя годы обещанную долгожданную роль и события вокруг «Ревизора», Олег Иванович жестко констатировал: «Бросил кость».

«Когда Георгий Александрович предложил Хлестакова в новой постановке „Ревизора“, отец в театре остался, — вспоминал Юрий Борисов. — Но позже на доске распределения ролей было вывешено: Хлестакова играют Басилашвили и Борисов. Более разных артистов трудно придумать. На премьере играл Басилашвили. Для отца это был удар… Если верить, что человек живет для того, чтобы пройти испытания, то тогда Борисов прожил свою жизнь не зря. Самое удивительное, что именно об этом важном моменте в своей жизни отец пишет очень скупо, как бы походя».

У Борисова с Товстоноговым кардинально расходились мнения в видении «Ревизора». Георгий Александрович хотел, чтобы Хлестакова играл Басилашвили. И спектакль вышел водевильного характера. Горький, дерганый Хлестаков Борисова уступил изящному легкому, веселому Хлестакову Басилашвили. Товстоногов выбрал изящество.

Олег Иванович не мог войти в этот водевильный гротескный рисунок. После одного из прогонов Михаил Данилов, игравший Бобчинского, сказал Борисову: «Ты с нами на другом языке разговариваешь. Мы тебя не понимаем, а ты нас не понимаешь». «У отца, — говорил Юрий Борисов, — была совершенно другая, основанная на концепции Мережковского трактовка Гоголя. Именно поэтому он отказался от роли.