настолько охуела, что это не смешно.

— Чт… что это должно значить? — Спрашиваю я, запинаясь.

— Твой отец, Максвелл Мариано. Он мертв, верно?

Я хмурюсь, и киваю, не понимая, к чему, черт возьми, он клонит.

— Да. Я сама убила его.

— Как я и думал, — размышляет он, наблюдая за мной, как за крошечной мухой, приземлившейся прямо в центре венерианской мухоловки и ожидающей, когда она захлопнется и уничтожит меня.

— Все еще остается вопрос о долге твоего отца, и как его единственная живая наследница, этот долг теперь ложится на твои плечи, и вдобавок ко всему, теперь ты должна мне за то, что подняла руку на мою жену.

Я качаю головой, решимость возвращается в мою душу.

— Нет. Ни за что на свете. Я не имею никакого отношения к долгу моего отца. Это все на твоей совести. Ты идиот, который с такой готовностью отдал свои деньги такому куску дерьма, как он. Не вини меня за свои ошибки. А что касается твоей жены, — выплевываю я. — Она наложила на меня свои руки. Она заставила меня раздвинуть ноги, чтобы устроить небольшое шоу для твоих сыновей. Разберитесь с ней. Я тебе ни черта не должна.

Джованни смеется, его глаза темнеют так же, как и у его сыновей, предупреждая меня, что это только начало.

— Тебе следовало остаться запертой в том замке, играя роль невинной маленькой девицы. Там ты была в безопасности, — предупреждает он меня, когда его рука двигается, и я вижу, как приглушенный солнечный свет отражается от гладкого металла его пистолета. — Твое время вышло, Шейн.

Блядь.

Я не задерживаюсь.

Я мчусь, как гребаная пуля, проносясь сквозь густые деревья, не уверенная, в каком направлении я двигаюсь, но любой путь, который уведет дальше от Джованни, — это победа. Испуганный крик вырывается из меня, когда я едва различаю звук имени Романа на своих губах.

Я врезаюсь бедром в стволы деревьев, а упавшие ветки проносятся мимо моих ног, глубоко вонзаясь в кожу.

Волк рычит у меня за спиной, когда я слышу ритмичный звук его лап, ударяющих по твердой земле. Джованни ворчит, и когда рычание наполняет лес, раздается выстрел, и громкий ХЛОПОК отдается вибрацией в моей груди.

Дил издает мучительный вой, который разрывает мне грудь, мои глаза расширяются от ужаса, когда я слышу ответный вой Доу в особняке, звук, наполненный душевной болью, когда ее брат и лучший друг падает.

Горячие слезы щиплют мне глаза, когда меня захлестывает волна горя, но я продолжаю бежать, зная, что если остановлюсь хотя бы на секунду, то буду следующей.

Мои ноги ударяются о землю, перенося меня сквозь густеющий лес, когда весь мой гребаный мир проносится перед моими глазами. Слезы текут по моему лицу. Я должна была остаться в этом гребаном особняке, где парни могли бы защитить меня, где Дил был бы в безопасности.

Я спотыкаюсь о камень и только успеваю поймать себя, чтобы продолжить путь, как сильная рука вцепляется в мои волосы и дергает меня назад. Я падаю на твердую землю, и последнее, что я вижу перед тем, как потерять сознание, — это

приклад пистолета Джованни, опускающийся на мое лицо.

кто-то хватается руками за мое тело, и я распахиваю глаза с паническим вздохом, когда обнаруживаю двух мужчин, нависающих надо мной, хватающих меня за руки и вытаскивающих с заднего сиденья черного внедорожника. Я борюсь с ними, пытаясь высвободить руки, когда мои ноги ступают на старую гравийную дорогу.

Они крепко держат меня, мучительно таща за собой, когда я вижу, как Джованни выходит с пассажирской стороны внедорожника. Он шагает к старому, заброшенному дому, который стоит в центре огромного участка у черта на куличках, как раз там, где никому и в голову не придет искать меня. Окна заколочены, а дверь выглядит так, словно слетела с петель. Это идеальное место для скрывающегося человека.

Уже давно стемнело, но, когда Джованни преследовал меня по лесу, едва наступил полдень. Должно быть, прошло по меньшей мере восемь часов, а восемь часов в машине могли привести меня куда угодно. Парни никогда не найдут меня здесь. Я в заднице.

Охранники тянут меня за собой, а я волочу ноги, стараясь сделать это для них как можно труднее, но даже если мне удастся сбежать, куда, черт возьми, я пойду? Вокруг нет ни одного дома, и нас окружает только жаркая пустыня.

Маленькая дверь отворяется, и мужчины заталкивают меня внутрь, позволяя перевалиться через порог. Я едва успеваю поймать себя, как кто-то оказывается рядом, и рука впивается мне в поясницу, а Джованни заходит следом, и старая деревянная дверь захлопывается, разносясь эхом по пустому дому.

Здесь нет ничего, кроме старого, порванного дивана в пятнах мочи и маленького раскладного столика с коробками из-под пива, пустой коробкой из-под пиццы и игральными картами. Пистолеты разбросаны по всему дому, и я обращаю внимание на каждый из них, но что-то подсказывает мне, что я не окажусь в ситуации, когда смогу заполучить в свои руки один из них.

Приглушенный плач раздается по маленькому дому, и мои глаза расширяются от страха, я отчаянно ищу, но даже близко не могу найти, откуда доносится шум.

— Положите ее к остальным, — говорит Джованни, его глаза наполняются смехом, когда он проходит мимо меня и хватает бутылку вина с кухонного стола. Он идет обратно к двери. — Позвоните мне, если будут какие-то изменения, — бросает он через плечо, бросая на меня последний пристальный взгляд.

Джованни исчезает, а я тяжело сглатываю, оставаясь с двумя охранниками, которые впиваются руками в мою спину и толкают меня через всю комнату. Спотыкаясь, я иду вперед, едва успевая зацепиться за запертую дверь, и с ужасом наблюдаю, как они оттаскивают меня и вставляют ключ в замок.

Дверь открывается, и все, что я вижу, — это темнота. От доносящегося запаха меня тошнит, и когда меня проталкивают внутрь, моя нога ступает на шаткую винтовую лестницу, очень похожую на ту, что была в гробнице. Мое тело дрожит, и я качаю головой, отстраняясь, отказываясь видеть, какие ужасы они творят здесь, внизу, но они толкают меня сильнее, заставляя идти дальше.

Крики боли и проклятия доносятся откуда-то снизу, и страх сотрясает мою грудь, когда я едва поспевают за сильными толчками охранника. Мы спустились до половины лестницы, и тут наверху натянулась небольшая веревочка, и сквозь темноту пробился тусклый желтый свет, демонстрируя ужасы, которые Джованни прячет внизу.

Весь подвал был оборудован старыми, грязными камерами. Вокруг