Подобные вещи, показывающие полное презрение Дирлевангера к человеческой личности, происходили больше на уровне офицерского, чем рядового состава, так как с рядовыми и унтер-офицерами Дирлевангер всегда был очень жесток. Так, в приказе от 11 мая 1944 г. он с возмущением говорил о солдатах 1-й роты, не выполнявших свои обязанности, а больше уделявших внимание местным женщинам:

«Сегодня я побывал в расположении 1-й роты и во время ее осмотра обнаружил:

В расположении находятся 22 русские женщины, которые занимаются мытьем полов. В одном из расположений сидел за столом дежурный-новобранец, а две русских мыли пол. На кухне находилось шесть женщин. Стало обычным делом, что каждое утро в 1-й роте находится не менее 20 женщин, которые якобы помогают оборудовать позиции опорного пункта. При оборудовании опорного пункта каждый солдат подразделения имел при себе русскую женщину.

Согласно приказу рейхсфюрера СС, ординарец может быть только при офицере. Почти все унтерфюреры и рядовые пребывают в изнеженном состоянии, так как русские подают им пищу на стол, очищают сапоги от грязи, проводят с ними время в кроватях и т. д. Считаю безответственным поступком размещение новобранцев в таких условиях, и поэтому приказываю:

За исключением двух русских, уже много месяцев работающих на кухне, ни одна женщина больше не должна заходить в расположение унтерфюреров и солдат 1-й роты… Со своей стороны я буду проводить личные проверки, чтобы убедиться в строгом выполнении моего приказа»[844].

В документах полка отмечается случай, когда Дирлевангер и его подчиненные избили пленных «народных мстителей» в Минске. Сообщение об этом инциденте дошло до рейхсминистра Альфреда Розенберга. Реакция последнего была весьма негативной: он требовал строго наказать виновных, о чем поставил в известность Гиммлера. Рейхсфюрер СС поручил разобраться в этом деле Бергеру, так как именно его подопечные устроили драку. Начальник Главного управления СС, ведя переписку с чиновниками из Восточного министерства, писал, что инцидент в Минске не доставляет ему удовольствия, и действия штрафников он не оправдывает. Бергер, однако, посетовал на то, что в министерстве Розенберга есть люди, «испытывающие радость, когда дело доходит до конфликтов». Они ждут удобного случая, чтобы поставить подножку товарищам по партии, и это в тот момент, когда идет тяжелая битва с заклятыми врагами Германии. Бергер предложил не конфликтовать и подготовил от лица Гиммлера письмо на имя Розенберга, в котором сухим канцелярским языком объяснил, почему Дирлевангера не могут привлечь к ответственности: без командира штрафников якобы трудно поддерживать безопасность на оккупированной территории Белоруссии[845].

На этом, однако, выходки Дирлевангера не прекратились. 2 июня 1944 г. он направил Бергеру телеграмму: «Благодарю тебя за батарею 88-мм зенитных орудий. Попроси Герена, чтобы он немедленно отправил ее в Минск. Можно ли также получить батарею 20-мм зенитных орудий? Они особенно хороши в борьбе с бандами»[846].

По случаю получения зенитных орудий на даче у Готтберга под Минском была организована вечеринка с употреблением крепких спиртных напитков. Во время этой бурной попойки Дирлевангер, порядочно набравшись, в присутствии офицеров оскорбил сотрудника СД из Восточного министерства, гауптштурмфюрера Вальтера Бранденбурга. Дирлевангер ненавидел чиновников из гражданской администрации, представителей спецслужб, и считал их «тыловыми крысами». В тот летний вечер он не стеснялся в выражениях и обвинил Бранденбурга в уклонении от участия в боевых действиях, а под конец своего эмоционального выступления обозвал его «косоглазым», «оборванцем» и «симулянтом».

Бранденбург не собирался терпеть оскорбления и в письменной форме сообщил о недостойном поведении Дирлевангера Бергеру и начальнику Главного управления имперской безопасности обергруппенфюреру СС Эрнсту Кальтенбруннеру. Начальнику Главного управления СС вновь пришлось заступаться за своего друга. Бергер заставил Дирлевангера написать письмо Бранденбургу и принести ему подобающие извинения[847].

Несмотря на вызывающее поведение Дирлевангера, которому очень многое сходило с рук, процесс формирования полка продолжался. Испытывая большую потребность в младших командирах, Дирлевангер 20 мая 1944 г. направил Бергеру очередное предложение. Он просил, чтобы в полк перевели, «по меньшей мере, 24 унтерфюреров или опытных солдат из испытательной части в Праге или лагеря в Мацкау», так как «с уголовниками дела не идут».

Удовлетворил ли эту просьбу Бергер, сказать сложно. Вместе с тем решился другой наболевший вопрос. В составе штрафного формирования не было военных врачей. В период антипартизанских операций их обязанности, как правило, выполняли офицеры из медико-санитарных частей и медпунктов, которые были в полках и батальонах, совместно с которыми браконьеры и уголовники участвовали в боевых действиях. На основании приказа Гиммлера от 19 февраля 1944 г. штрафникам выделили врача: «Я прошу позаботиться о том, чтобы батальон как можно скорее получил врача. Это может быть врач, который проходит реабилитацию». Этим врачом оказался человек, против которого было возбуждено уголовное дело по факту растраты денежных средств. Позже в часть перевели еще двух врачей СС — стоматологов, осужденных за пьянство и подстрекательство к абортам и приговоренных к различным срокам заключения[848].

23 мая 1944 г. в полк прибыло 11 членов имперской почтовой службы: Мартин Фукс, Герхард Лабетте, Генрих Шперн, Генрих Герардс, Курт Филь, Генрих Фиор, Генрих Коль, Вальтер Ледерман, Эрих Кох, Эндельберг Гошлер и Йозеф Шобер. Все указанные лица пополнили взвод связи[849].

За некоторыми прибывшими новичками Дирлевангер устанавливал наблюдение и приказывал командирам подразделений обращать внимание на этих людей. Например, в приказе по I батальону от 15 июня 1944 г. ротным командирам была поставлена задача проконтролировать, как выполняют свои обязанности рядовые СС Вальтер Байер и Курт Финкинг (1-я рота), Макс Будневски (2-я рота) и Гейнц Борман (3-я рота). Судя по всему, эти военнослужащие считались ненадежными и могли оказывать разлагающее влияние на остальных штрафников[850].