Ефрейтор Василенко, правда, эту Васину принципиальность понял по-своему. Он отзывал в сторонку кое-кого из журналистов и говорил:

– Чего-то у нас шлагбаум не поднимается, смазать бы надо.

Журналисты оказались людьми понятливыми, и в ефрейторский карман стали опускаться купюры разных стран и разных достоинств. А ефрейтор в широте душевной пропускал всех.

Вся беда, что он-то пропускал, а Вася Симонов – ни в какую. Вот такой принципиальный.

Ну, понятно, скандал начался грандиозный.

– Ты че, охренел, Симыч?! – орал ефрейтор. – Я сказал – пропустить!

– Стой, ни с места! Стрелять буду! – спокойно отвечал Вася.

– Да я с них бабки слупил, – процедил Васе подлетевший Василенко. – Теперь неудобно.

– Ты слупил, ты и возвращай, – не моргнул глазом Вася.

Ну не гад?

Василенко уже готов был исколошматить зарвавшегося «черпака», но вовремя вспомнил об успехах Васи в боевой подготовке и отступил. Как теперь было отдавать деньги людям? Он же не помнил, кто сколько внес!

Словом, позор на седую «дедовскую» голову.

Так бы и остались «дед» Василенко и досрочный «черпак» Симонов вечными врагами, но вечного нет ничего.

На следующий день к вечеру уже все журналисты были с отметками в пропусках. И Вася уже придумывал новую гадость.

А к ночи вдруг появилась та самая знаменитая журналистка со своей командой.

– Что, знакомых ищешь? – улыбнулась журналистка. – Обожаю бюрократов.

Вася проверил документы и пропустил журналистку, подумав, что не такие уж они сволочи, эти борзописцы.

Но тут что-то стало медленно проворачиваться в его голове, и он вдруг сообразил, что повода для такой уж любви журналистке не давал. И потом – как можно искать знакомых в пропуске.

Вася обернулся – журналистка со своей командой уже пропадала в темноте.

– Стой! – сказал Вася неуверенно.

Журналистка тут же остановилась.

– Что, Васенька? – спросила она неожиданно.

– Стой, – повторил Вася. – Предъявите документы.

– Ты че, Васек? – выкатил глаза ефрейтор. – Ты ж только что…

Договорить ефрейтор не успел. Пуля прошила ему шею, а Вася, падая вместе с мертвым «дедом» на землю, искупался в горячей ефрейторской крови.

Симонов успел пустить очередь в метнувшегося к кустам оператора, увидел, что сама журналистка бежит к Васе, закрывая голову руками.

И тут же град пуль выбил из земли вокруг Симонова целую завесу пыли.

В этой завесе он и перекатился в сторону.

Он не стрелял. Он внимательно высматривал огоньки ствольных выхлопов и насчитал их три.

Значит, оператора, или кто он там, Вася таки завалил.

Журналистка тихо скулила где-то в стороне – значит, жива.

Вася шмальнул в ближайший огонек – тот погас. Но теперь пули из двух других стволов снова ложились вокруг.

Во второй огонек Вася швырнул гранату.

Короткий, захлебывающийся крик и – тишина.

И тишина.

Третий огонек не светился. Там была какая-то опытная сволочь. Она давала Васе возможность выдать себя.

Еще недели две назад Вася стал бы палить без разбору по кустам, но теперь, нахлебавшись служебной несправедливости по самое не могу, он был спокоен и расчетлив. Он тоже ждал.

Журналистка снова заскулила. Теперь более оптимистично.

«Только бы не высовывалась, – подумал Вася. – Снесут прическу-то».

Журналистка словно услышала его. Только с точностью до наоборот. Она как раз и вылезла из укрытия.

Васе ничего не оставалось делать, как начать именно палить во все стороны по кустам.

И тут же пуля долбанула его в плечо.

«Здорово, – про себя отметил Вася, – профессионально. Снайпер».

Автомат пришлось переложить в другую руку. Так Вася еще никогда в жизни не стрелял.

Журналистка снова завыла, значит, Вася смог отвлечь огонь на себя.

Он поменял рожок, помогая себе здоровым плечом и даже ногой, потому что правая рука висела плетью. А потом подумал, как же надо поступать в таких случаях? Менять позицию? Верно. Отступать? Правильно. Ждать помощи? Точно. И Вася пополз вперед, прямо туда, где, по его расчетам, и должен был сидеть снайпер. Это было сродни самоубийству. А Вася был молод и очень хотел жить. Ну и пусть его невеста теперь в Чаадаевске. Есть в мире другие красивые и добрые девушки. Пусть его ненавидит комполка. Вон Василенко его тоже ненавидел… Эх, ефрейтор, ефрейтор… Так и не дотянул до дембеля… А Вася очень хотел дотянуть, но почему-то полз вперед.

Что там случилось с профессионалом, Вася так и не узнал. Только человек этот, видно, не ожидал от Васи такого безрассудства. И Вася всадил в него почти всю обойму.

Человек завалился на бок, но бил и бил из своего автомата. Наверное, уже и мертвый бил.

Только из подствольного гранатомета Вася смог окончательно разъяснить гада…

Помощь поспела, когда все было кончено.

Журналистка рыдала у Васи на раненом плече, причитала как сумасшедшая:

– Васенька, милый, мальчик мой дорогой, Боже мой, Васенька…

А Симонов лежал без сознания, уставившись голубыми глазами в черное небо.

Его, конечно, быстро привели в чувство, перебинтовали, ну, конечно, хвалили все. Оказалось, что журналистку привели к КПП под дулом, сказали – пикнешь, пристрелим, как пристрелили твою команду.

А выходили из зоны как раз те главные бандиты, что захватили больницу. Был здесь и Тыкаев, который руководил террористами. И еще двое его помощников. У одного пробивалась на щеках рыжая щетина.

Но самое неожиданное открылось, когда в лучах фонарей стали осматривать снайпера.

Оказалось, что это баба, женщина, то есть даже девушка – русые волнистые волосы, объемная грудь.

Обе ноги у нее были оторваны напрочь.

Вася сам пришел посмотреть на нее. И ему показалось, что на ногах такие белые чулки, или как там – колготы. Но это были просто незагорелые ноги.

Когда– то, наверное, очень красивые…

«Жалко девку, – подумал Вася. – Вообще всех жалко…»

Турецкий неподдельно веселился, когда владивостокские Шерлоки Холмсы прислали спецдонесение – информацию об обстоятельствах убийства Гиббона.

– Так это они такую себе демонстрацию силы устроили? – хохотал и Грязнов. – Вот всегда мне мамаша говорила: Славик, не высовывайся. Только у них, боюсь, вообще мамы не было.