Райтэн и отметил: — А я-то гадал, что он должен был вытворить настолько несусветного, чтобы ты его оставил.

У Райтэна было три причины никогда не расспрашивать Дерека о его прошлом. Первая заключалась в том, что эта тема ощутимо приносила Дереку боль — и, собственно, одной этой причины и хватило бы для того, чтобы никогда не лезть в эту сферу и не задавать никаких вопросов. Вторая упиралась в то, что Райтэн мало того, что был анжельцем — он принадлежал к роду, который даже на фоне его вольнолюбивых соотечественников выделялся повышенной жаждой независимости и свободы, поэтому сама мысль о том, что где-то в мире существует что-то настолько отвратительное и противоестественное, как рабство, вызывала у Райтэна зубную боль. И он бы. однозначно, скорее согласился бы отрубить себе руку, чем напомнил бы Дереку о его бывшем ньонском положении.

Ну и в-третьих — Райтэн не то чтобы ревновал, ревнивость как таковая не была свойственна его характеру. Но всё же, он ощущал себя подавленным, невольно сравнивая себя с Грэхардом. В его глазах владыка Ньона был личностью легендарной, существующей в масштабе глобальных исторически значимых величин. На фоне этой эпической громадины он, Райтэн, был слишком мелок, слаб и несущественен — поэтому он испытывал подспудную досаду, понимая, что не может соперничать с такой фигурой, и подсознательно предполагая, что в жизни Дерека он является всего лишь мелкой и неудачной заменой ньонского правителя.

Сочетание этих трёх причин заставляло Райтэна испытывать стыд всякий раз, когда он задумывался о прошлом Дерека — как будто бы даже мысль в этом направлении была чем-то совершенно недопустимым. Те же обрывки информации, которыми он обладал, его совершенно дезориентировали, потому что если и существовала в лёгком характере Дерека какая-то прочная константа, то ею, определённо, была безусловная преданность. И Райтэн просто вообразить себе не мог, какими должны быть условия, чтобы эту преданность поколебать.

Наличие в этой истории женщины делало картину более ясной — тем более, что Райтэн, пусть смутно, но помнил Эсну: он присутствовал на приёме на каравеллах и даже обменялся с нею какой-то фразой о поэзии. Правда, поскольку в зону его интересов она никак не входила — он больше разглядывал владыку Ньона, — то в памяти его только и отложились, что роскошные золотые волосы.

— А, я её однажды видел, да, — зачем-то решил проинформировать он. — Красивая.

По лицу Дерека скользнула светлая улыбка.

— Ну, дело-то не в красоте, — с еле различимым смехом в голосе заметил он. — Эсна… — попытался сформулировать он, но так и не сумел найти слов. — Она… — и вдруг, совершенно непонятно, для чего, начал живо и как-то лихорадочно рассказывать: — Как-то ей втемяшилось что-то узнать, так она, ты представляешь, тайком, босиком, пробралась поближе к совету, спряталась за портьерой и — до сих пор не понимаю, как! — выловила именно того, который ей был нужен! — глаза его рассиялись яркими солнышками. — Да ещё, знаешь, тип-то был из таких, к кому и подойти боязно, су-уровый! Как она его затащила только туда, за портьеру! — он тихо рассмеялся. — Пафосный такой князь, и женщин ни в грош не ставил, а ведь пошёл!

Райтэн растеряно покивал, не понимая, чем вызвана такая откровенность.

— И ведь вызнала всё, что хотела, — тихо заключил Дерек между тем, и улыбка почти сразу угасла на его губах — он припомнил, чем именно закончилось то давнее расследование.

Впрочем, на грустных воспоминаниях он задерживаться не стал.

— А я ведь тебе не рассказывал, как мы к ней на стену лазали, да? — переключился он и, получив отрицательный знак, вскочил и пылко, в лицах стал пересказывать этот эпизод.

Чем больше он воодушевлялся, тем больше недоумевал Райтэн. По правде сказать, лазающий через стены владыка Ньона и вообще не умещался в его картине мира — но ещё больше в ней не умещался такой вот Дерек, у которого, кажется, и голос изменился, а уж лицо светилось чуть ли не по-настоящему видимым образом.

В какой-то момент, правда, Дерек вдруг как будто споткнулся. Оборвав себя на середине фразы, он как-то растерянно погас, присел на краешек стола и огорчённо спросил:

— Даже и теперь заметно, да?

— Очень, — сухо подтвердил Райтэн, начиная догадываться, почему друг проявлял завидное упорство, сопротивляясь любым попыткам устроить его личную жизнь.

— Ну вот и Грэхард заметил, — убито заключил Дерек.

Ему было крайне неприятно, что даже спустя годы воспоминания об Эсне так глубоко затрагивают его за живое.

Райтэн тактично промолчал, внутри себя размышляя, как бы изящно перевести разговор на какую-нибудь не столь драматичную тему.

Глубоко задумавшийся Дерек внезапно тихо рассмеялся и с какой-то дикой смесью восхищение и злости вдруг продолжил:

— Ох и звезданул он меня тогда! До сих пор не верю, что зубы сохранил, — он даже пощупал собственную челюсть и рассмеялся немного истерично, затем резко замолчал, впервые за разговор посмотрел прямо на Райтэна — остро, пронзительно, — и тихо заметил: — Вот, наверно, тогда я впервые и почувствовал себя рабом.

Задумался, сморгнул и добавил:

— Ладно, что звезданул, с кем не бывает? Он в ревности всегда соображал туго. — И с горечью пояснил: — А вот то, что я не мог звездануть в ответ — это уже совсем другая грустная история.

Вдруг он тихо рассмеялся своим мыслям и весело спросил:

— А интересно, что было бы, если бы я ему тогда дал сдачи? Увернуться-то я не успевал, а вот если бы ему — раз! — и он обозначил кулаком какой-то гипотетический удар.

— Судя по всему, он не обрадовался бы, — рискнул вмешаться в эти фантазии Райтэн.

— Ещё слабо сказано! — фыркнул Дерек. — Небось, на месте бы и пришиб!

Райтэн изобразил лицом крайнюю степень презрения, кою он считал подходящей для людей, которые позволяют себе такие фокусы, как бить тех, кто не может ответить. В его воображении фигура Грэхарда как-то резко потеряла большую часть своего сияния.

Дерек, которого воспоминания стали потихоньку отпускать, это выражение заметил и ухмыльнулся как-то грустно.

— Грэхард никогда не умел выстраивать отношения, — словно извиняясь за того, пояснил он.

Нахмурившись, Райтэн возразил:

— Тут дело не в умении что-то выстраивать, Дер. Я вон, — он развёл руками, словно приглашал полюбоваться его персоной, — тоже совсем не умею выстраивать отношения, если ты не заметил.

— Нашёл, с кем сравниваться! — отмахнулся Дерек. — Я человека деликатнее тебя отродясь не встречал!

— Деликатнее? — совершенно опешил Райтэн, не зная, смеяться или возмущаться, поскольку был привычен к славе человека весьма бесцеремонного и грубого.

Посмотрев на него растерянно, Дерек пояснил: