к примеру, следы близкого выстрела, возникающие вокруг входного отверстия на преграде. Версии о существовании таких следов и их местонахождении являются частными предположениями, то есть частными версиями, которые проверяются путем производства следственного осмотра, а при необходимости и экспертизы трупа. Выводы, основанные на подтверждении частных версий, нередко образуют цепь умозаключений, дающих основания судить об истинности или ложности общей версии. Например, основанное на изучении дорожки следов предположение следователя о том, что преступник хромает на правую ногу, является только отдельной деталью, характеризующей лицо, совершившее преступление. Вместе с предположениями о росте преступника, его половой принадлежности и т. д., основанными на изучении иных оставленных преступником следов, они образуют комплекс частных версий, содержащих разнообразные предположительные характеристики разыскиваемого лица.

И такая последовательность выдвижения комплекса версий по конкретным уголовным делам вполне объяснима, ибо «… сбор данных с целью подтвердить или опровергнуть некоторую гипотезу всегда сопровождается принятием целого ряда других гипотез…»[602]

Подтверждение именно комплекса таких частных версий, относящихся к субъекту преступления, позволяет сузить круг подозреваемых лиц и, в конечном счете, назвать имя конкретного преступника. Иными словами, подтверждение комплекса частных версий, объединенных общим предметом, образует цепь умозаключений, позволяющих построить и подтвердить истинность общей версии, выдвинутой о том же предмете.

В зависимости от характера информации, положенной в основу версий, последние подразделяются на версии эмпирические и версии типичные. Примерно то же самое имел в виду Р. С.Белкин, предложив классифицировать версии по степени их определенности. Соответственно, наряду с типичными им была выделена группа «конкретных» версий.[603] Впрочем, принципиальных отличий этой группы версий от версий, названных выше «эмпирическими», мы вряд ли обнаружим.

Эмпирические версии строятся на основе фактических данных, которыми располагает следователь, суд, эксперт и т. д. по конкретному уголовному делу. Типичные же версии — это предположения об обстоятельствах конкретного преступления, основанные на опыте расследования аналогичных дел. Если, например, обнаружены части расчленённого трупа, то следователь при отсутствии сведений о личности преступника имеет основание выдвинуть версию о том, что убийство совершено родственником или знакомым потерпевшего. Такая версия будет основана на известных из следственной практики фактах, свидетельствующих о том, что к такому способу сокрытия следов преступления (уничтожению трупа), чаще всего прибегают лица, близко знавшие жертву.

Использование типичных версий в практике раскрытия и расследования преступлений весьма ограничено — их выдвигают, как правило, на начальном этапе расследования и только при отсутствии достаточного количества фактических данных, которыми можно было бы обосновать построение эмпирических версий. Несмотря на то, что основой выдвижения типичной версии служит аналогия, исходным материалом всегда являются факты, которыми располагает следователь. В приведенном примере таковым будет способ уничтожения трупа. Различие типичных и эмпирических версий можно обнаружить и в методах их построения. Типичные версии строятся по правилам дедукции, а эмпирические — по правилам индуктивного умозаключения.

По способу объяснения факта, события различают версии, формулируемые в форме прямого утверждения (конкретные версии), и контрверсии, то есть предположения, выдвигаемые путем отрицания конкретных версий. О пользе выделения данной группы контрверсий в их классификации писали и другие авторы.[604] Потребность в конструировании контрверсий обусловлена необходимостью избежать односторонности в исследовании обстоятельств уголовного дела, что особенно важно в условиях дефицита информации, характерном для первоначального этапа расследования преступлений. Например, если следователь располагает сведениями, позволяющими построить версию о совершении преступления г-ном А., но при этом у него нет никаких достоверных данных, которые давали бы основание подозревать в совершении преступления кого-либо другого, то для обеспечения объективности, полноты и всесторонности исследования обстоятельств дела, касающихся личности преступника, необходимо, наряду с версией о совершении преступления А. построить и обеспечить проверку версии о том, что деяние совершено не г-ном А., а кем-то другим, пока еще неизвестно кем. Это и будет контрверсия, в данном случае о субъекте преступления.

Основоположник криминалистики Ганс Гросс, ещё более ста лет назад предупреждал: «Предположим …, что имеются данные, уличающие А. в совершении известного преступления и дающие основания подвергнуть его задержанию и т. д. Но … следователь не должен вести следствие наугад только в одном направлении, т. е., что только А. совершил это преступление: для пользы дела следователь должен вести следствие одновременно и в нескольких других направлениях».[605] Эти другие направления расследования и должны определяться альтернативными, в том числе контрверсиями.

Выдвижение контрверсий чаще всего является мерой вынужденной, обусловленной дефицитом информации, на основе которой строятся предположения о неизвестных обстоятельствах расследуемого события.

Построение версий. Версии, будучи лишь предположениями об обстоятельствах, имеющих значение для дела, сами по себе не являются доказательствами существования фактов или явлений, подлежащих установлению в ходе расследования. Однако это не означает, что при конструировании следственных версий можно произвольно толковать положенные в их основу фактические данные. Один и тот же факт может иметь различные объяснения. Например, наезд на пешехода можно объяснить и умыслом водителя, покушавшегося таким образом на жизнь и здоровье конкретного лица, и преступной небрежностью, выразившейся в нарушении правил дорожного движения водителем автомашины, и неосторожностью самого пешехода, нарушившего установленные правила перехода проезжей части. Однако, любое из этих объяснений должно быть реальным, обоснованным имеющимися в распоряжении следователя фактами, а не умозрительным.[606] Если в приведённом примере будет, к примеру, установлено, что водитель автомашины не был знаком с потерпевшим, никакие личные, коммерческие или иные отношениях их не связывали, а обстановка происшествия свидетельствовала о невозможности спровоцировать у водителя возникновение внезапного умысла на совершение данного преступления, то версия об умышленном наезде должна быть исключена как нереальная, возможная лишь теоретически.

Однако, та же версия об умышленном наезде окажется вполне обоснованной, если по имеющейся в распоряжении следователя информации водитель, например, преследовал пешехода, меняя направление движения своего автомобиля сообразно перемещению конкретного человека по проезжей части, пока не настиг его, совершив на пешехода наезд.

Требование реальности версий, не допускающее умозрительных объяснений имеющимся фактам, означает, кроме того, и их принципиальную проверяемость. Версии, которые нельзя проверить не имеют никакого познавательного значения.

Принципиальную невозможность проверки той или иной версии можно объяснить, как правило, ограниченностью человеческих знаний, обусловленных потенциалом современной науки. Например, невозможно проверить версию о заболевании как причине смерти, если человек скончался от неизвестной науке болезни. Во всяком случае, до тех пор, пока задача распознавания симптомов данного заболевания наукой не будет решена.