тяги, то и печь – одни кирпичи. Вот трубка. Нет тяги – и не раскуришь.

Лажкин (глядя на трубку). Видно, забилась. Как вы это, верно подметили, владыко. (Лажкин делает паузу.) Компания дает купцам преференции. Но и церкви помогает.

Иннокентий. От своих трудов мы не ищем выгоды. Бог – есть любовь. Какие же с любви могут быть проценты? Но ваша тревога мне понятна. Людей в Америку надо не ссылать, а чтоб они сами хотели туда ехать.

Лажкин. И я о том же.

Иннокентий. Боюсь, потеряли мы Америку. Нет людей – нет разумной политики в отношении колоний.

Лажкин. Нам с вами надо быть заодно.

Иннокентий. Компании надобно брать большие расходы по обустройству заморских территорий. И сделать это можно посредством присоединения Амура. Чтоб удержать дальнее, надо обустроить ближнее. У нас почти нет дорог до Иркутска.

Лажкин. Владыко, у нас нет даже дорог к Черному.

Иннокентий. Еще раз повторю, Амур самая удобная дорога к океану.

Лажкин. Как к вам достучаться – не пойму. Вроде бы говорим про одно, а в результате: кто в огород, а кто и от ворот.

Иннокентий. Вы пришли поговорить, так говорите. Я не меньше вас думаю о моих американских чадах. Но я не политик. Я богослов. Может, вам следовало все ваши заботы высказать Муравьеву?

Лажкин. Но мне хотелось вначале послушать вас. И по возможности заручиться поддержкой.

Иннокентий. Свои мысли я вам высказал.

Лажкин (примирительно). Умные люди говорят, что любовь и голод правят миром. Владыка, хочу поделиться с вами еще одной своей, личной, так сказать, заботой. К-хе, к-хе! Надумал я взять в жены девицу. Прошу вашего совета, а если позволите, и благословения. Я вдовец, но еще полон сил.

Иннокентий. Такой вопрос вы можете решить и без моего совета.

Лажкин. Как сказать. Разница в возрасте. Мое положение в обществе. Скажу прямо, ваше благословение поможет снять многое.

Иннокентий. И кто же ваша избранница?

Лажкин. Ваша крестница, дочь Катышевцева – Ефросинья.

Иннокентий. Если есть согласие, то в чем же дело?

Лажкин. Хочу просить вашего благословения.

Иннокентий. А вы у нее спросили?

Лажкин. Согласие есть. Родителя. Я не думаю, что она будет против. Мы будем жить в Санкт-Петербурге. У нее появится возможность путешествовать, увидеть Европу. Согласитесь, во всех отношениях это выгодное предложение. Ее папенька, Петр Данилыч, уже дал свое согласие.

Иннокентий. Вот как! (Подумав немного.) Судьба простой девушки похожа на судьбу России. Ее завлекают, заманивают яркими картинками. А потом продают. Вот такие у нас амурные дела.

Лажкин. Владыко, вы это о чем?

Иннокентий. Да я все о наших американских колониях. Разлад в душе – разброд в делах. Николай Францевич, Фрося мне не чужой человек. Я бы хотел, чтобы она была счастлива.

Лажкин. Так и я хочу. В нашем возрасте на любовь и все прочее уже смотришь более прагматично. У молодости есть определенные достоинства. Но и недостатков полно. Не буду скрывать, Петр Данилович мне интересен как партнер. Повторюсь, мы с ним уже о некоторых деталях нашего взаимодействия проговорили. И договор составили.

Иннокентий. Так зачем было идти ко мне? (Настенные часы начинают отбивать время. Затем колокольчики выводят мелодию: «Вечерний звон, вечерний звон».)

Яшка-тунгус (глядя на часы). Батюшка. Нам уже пора ехать. А то неудобно – ждут.

Иннокентий. Давайте, Николай Францевич, вернемся к этому разговору чуть позже. Меня уже, действительно, заждались.

Лажкин. Не смею вас задерживать.

Иннокентий (Яшке-тунгусу.) Ты иди, предупреди Свербеева.

Лажкин. Вы к Муравьеву?! Так может, на моей карете? Я вас подвезу.

Иннокентий. Свербеев на кошевке[2]. Он уже который раз сегодня приезжает. (Лажкин приподнимается с дивана). Вы Николаю Николаевичу поведайте о нашем разговоре.

Яшка-тунгус (быстрым шагом входя в комнату). Владыко! Здесь, в сенях, эта. (Крутит возле виска пальцем.) Я сейчас ее прогоню.

Иннокентий. Я тебе прогоню. Зови!

(Входит Мария, падает на колени и, заливаясь слезами, пытается поцеловать ноги Иннокентия.)

Мария. Батюшка, прости меня, грешную! Я узнала, кто вы, и пришла вернуть вам деньги.

Иннокентий. А если бы не узнала?

Мария (вновь со слезой в голосе). Батюшка! Упала я дальше некуда.

Иннокентий. Встань! И сказывай толком.

Мария. На улице Данила встретил отца Тихона.

Иннокентий. Это какой еще Данила?

Мария. Священник. Тот, которого вывели за штат. Они, оказывается, знакомы с Тихоном, учились вместе в семинарии. Тихон сказал, что был у вас. Все рассказал. Так вот, я, мы согласны поехать в Америку вместо него.

Иннокентий. Позвольте поинтересоваться, куда?

Мария. В Америку. Здесь нам невозможно. Нам хоть в Америку, а мне хоть в петлю.

Иннокентий. А как же ваш муж Жан?

Мария. Я все придумала. Я не француженка.

Иннокентий. Кто же ты?

Мария. Я приблудная овца, блудница, падшая женщина.

Иннокентий. Встань, дочь моя. Монеты убери, спрячь, прошу тебя! Не важно как, но ты их заработала. И дающий и берущий суть одна. Это всегда испытание и соблазн.

Мария. Я их здесь оставлю, батюшка, они жгут мне руки.

Иннокентий. Если невмоготу, то пойди в церковь, помолись и поставь за всех нас свечу.

Мария. Батюшка. До конца дней своих я буду ставить за вас свечу.

Иннокентий. А вот этого делать не следует. Это хорошо, что пробудилась и пришла. Но не зарекайся.

Мария. Батюшка! Тяжкий грех на мне! Родилась я в Вильно, в хорошей семье. Наш гувернер хорошо знал европейские языки. Мы бывали и в Париже. Но вскоре родители мои умерли. Когда подросла, меня отдали за нелюбимого. И полетела я с горы по наклонной, потом опустилась совсем. Придумала эту историю с француженкой. Мне поверили. И стала я гастролершей. И поехала с этой историей по России. Так безбедно добралась до Иркутска. Но иногда, оставшись наедине, молила Бога, чтобы это скорее закончилось. Но не хватало сил. Молилась, но избавление не приходило. Каялась и грешила. И все равно на душе было тяжко и гадко. Как-то зашла в Харлампьевскую. Службу там нес отец Данила. Я ему на исповеди поведала о всех своих грехах. (Мария замолчала.)

Иннокентий. И что же?

Мария. Батюшка! Дальше мы стали падать вместе. А сегодня он от отца Тихона узнал, что есть место, где нужен священник. Батюшка! Дай нам возможность искупить грехи наши тяжкие. Я хочу поехать с ним. Будем, если позволит Господь, вместе просить Господа нашего о спасении.

Яшка-тунгус. Владыко! Там нас ждет Свербеев.

Лажкин. Милочка, вы со своей исповедью не вовремя. Владыко должен ехать.

Иннокентий. Яша, ты выйди и скажи порученцу,