Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему было тяжело. И я, отставив бокал вина в сторону, обняла вздрогнувший торс парня, уткнувшись носом ему в грудь.
— Это было не справедливо, — прошептала я, ощущая щекой, как громко бьется сердце Вадима. Он обнимает меня в ответ.
— Это жизнь, Яра, а она не бывает справедливой, — его слова не утешали, но он говорил чистую правду о жизни. Никакой нелепой лжи, утешений или сожалений. Только боль, и со временем она утихает, но не пройдет… Такие рубцы на сердце останутся посмертно. — Я отпустил эту горечь, вспоминаю об этом с печалью, но это не значит, что я больше не захочу женщин, жену или ребёнка… Это всё будет, но за это счастье каждому из нас нужно бороться, иначе судьба будет бить в спину каждый удобный раз. А бьёт эта сука нещадно, — он обнимает нежно, но довольно крепко.
— Слушай! — встрепенулась я, резко сев, после длительного молчания. — Расскажи мне об этом… Об этом твоём… Ну, адреналине. Или как это называется? Что это такое с тобой происходит? Я слышала о таких болезнях, при которых атрофируется чувство страха…Кажется… Какая-то там Баху Вате… — тараторю от волнения, но меня перебивает задорный смех парня, на несколько секунд обескураживающий меня, а ещё через мгновение я сама улыбаюсь. У него заразительный смех.
— Яра, я не болен, — покачал головой Вадим, и хоть он уже прекратил смеяться, его грудь всё равно подрагивала. — И я чувствую страх, только чувствую его в ситуации, над которой я не имею какого-либо контроля, — он подозрительно замолчал, немного сощурившись наблюдал за мной, пока томил в ожидании интересного рассказа.
— Ну?! — не сдержалась я, возмутившись. Вадим театрально выдохнул.
— Да рассказывать особо нечего, — беззаботно пожал он плечами. — Был мальчишкой, шугался от всего, отчего только можно. Пауки, высота, вода, клоуны, машины… Даже уличную еду обходил стороной, — покачал он головой, словно сам не понимал, как такое было возможно. — Я взрослел без отца, а мама с сёстрами вечно поднимала истерику по любому поводу, причём аргументировали они всё это разными страшными последствиями и летальным исходом, — он по-доброму улыбнулся, похоже, вспоминая о своей семье.
— А к девяти годам, когда мама собралась на заработки за границу, меня забрал к себе деда, бывший военный. Познакомившись со мной поближе, понял, что я мать воспитала мальца, который прячется у неё под юбкой. Устроил настоящую дедовщину в то же лето, испытал меня разными методами и буквально вытолкнул все страхи и предрассудки. Научил чувствовать что-то вроде боевого транса, помог мне контролировать страх и эмоции… Конечно, первый месяц каникул я его ненавидел, а потом, вошёл в азарт. До совершеннолетия ездил к нему в этот дом, и проходил ускоренный курс молодого бойца по всем фронтам. Я стремился только к одному — услышать похвалу деда. Но даже через годы азарт никуда не делся. Сначала обгонял ребят в школе по кроссу, а после на полосе препятствий в военной академии. Я вседа рвался учиться и быть медалистом. А с работой следователя ещё интересней живётся. Убийцы, наркоторговцы, ограбления… Сплошное удовольствие!
Ждала ли я сопливых историй и психологические травмы? Ещё как! Но то, как вдохновенно Вадим рассказал о причинах своего странного поведения, где каждый должен испугаться и обомлеть от страха, он принимал ситуацию как наглый вызов, переигрывая всех и вся — это впечатляет ещё больше.
— Ещё вина? — только сейчас опомнилась, смутившись, ведь всё время внимательно рассматривала парня, изучая черты его лица, заметные милые морщинки при улыбке вокруг глаз, ямочки на щеках и даже обвела взглядом контур его губ, забывая, о чём вообще была речь. — Яра? — я отпрянула от груди Вадима.
Мысли частично в пьяном рассудке отнюдь не самые трезвые…
— Да, — киваю, решая допить вино и уснуть беспробудным сном…
Но всё пошло уже не по плану, когда моей плед оказался под ногой Вадима, из-за чего я не смогла подняться, а пока выкручивалась из пледа, задела локтем бокал вина, который пролился на плед, подушки и Потапыча.
Парень делает несколько резких движений, наверное, порывался успеть подхватить бокал, как и я, но…
— Ой! — столкнулись лбами.
Мгновение осмотрели друг на друга и сразу же расхохотались, осматривая место происшествия и быстро забывая обо всём, когда нас снова связывают взгляды. Улыбка Вадима тускнеет, в то время как моя, от неловкости не исчезает. Его взгляд становится острым, уверенным и полыхающим в полутьме…
Горячие руки опускаются на мою щеку, оставив мне возможность только пораженно выдохнуть, когда Вадим касается своей щетиной моей второй щеки. Дыхание не то что сбилось, оно пропало напрочь, в то время как сердце бьётся об грудную клетку с давящей болью.
— Свет мой, ты как всегда прекрасна, — шепчет он на ухо, обжигая дыханием кожу, но замораживая меня своими словами изнутри. — Яр-ра, подари мне поцелуй, — его ладонь опускается на мой затылок. Между нами больше нет ни одного спасительного сантиметра.
Меня пробирает дрожь, ошпаривающая душу, как кипяток. И едва его бархатные губы касаются моих, я застываю. Он прикасается едва ощутимо, но уверенно продолжая захватывать в плен мои губы, а я… Я не выдерживаю. Отворачиваюсь. Губы горят, сердце выпрыгивает из груди, а руки задрожали, сложившись в калуки.
Зачем он так со мной?
Он добровольно выпускает меня из своих рук, когда я отстраняюсь, но продолжает пристально наблюдать за мной испытывающим взглядом… Вадим не злится, не огорчается, только многозначительно молчит и заинтересованно изучает любой мой жест.
Встаю под гнетущую тишину, которая давит на мои плечи.
— Спасибо за ужин… Я помогу убраться, — прошептала я, ощущая, как горят щёки. Вадим ни на секунду не отвёл своего взгляда от моего лица. Только уголки его губ дрогнули в сдержанной усмешке.
— Можешь от меня сбежать и ложиться спать. Я сам приберусь.
Я отвернулась и послушно сбегаю, напряжённо выдыхая уже в спальне за закрытой дверью.
Вадим, чёрт возьми, что ты вытворяешь?!
Часть