— Оружия нет, — сказал один из них.

— Идиот, — заявил другой, хватая винтовку, висящую на боку верблюда Атизи. — А это что?

В тусклом свете месяца поблескивало старинное ружье, на серебряных деталях которого древний кузнец выгравировал заклинания. Солдаты передавали его друг другу и смеялись.

— Да разве это оружие? Старый хлам. Из него опасно стрелять, можно самому себе голову снести.

Щека Атизи дрогнула, но он ничего не сказал и продолжал стоять, упершись глазами в землю.

— Так что ты скажешь, старик? Где твои документы?

— У меня нет… документов. — Он намеренно с трудом произнес это слово.

— Они должны быть у всех.

— А у меня нет. — Атизи пожал плечами. — Кто я такой? Просто бедный старик, отставший от своего каравана. У меня верблюд заболел, вот они и отправились дальше без меня. Бросили!

— Так-таки и оставили одного?

Атизи твердо встретил его взгляд.

— Да, одного.

— Вот и путешествуй с такими друзьями! — со смешком заявил один солдат.

— Да отпусти ты его, Ибрагим. А то всю ночь придется писать, рапорт туда, рапорт сюда…

— А что у него в этих тюках? Может, все-таки найдется что-нибудь такое… что нам пригодилось бы, а?

Другой солдат поморщился.

— Ячмень, немного сушеного мяса, финики и все такое. В общем, провизия, неинтересно.

— А пива нет?

Атизи бросил на него презрительный взгляд.

— Пива нет.

— Ладно, старик, считай, что тебе повезло. У нас нет времени на таких старых кочевников, как ты. — Ибрагим посмотрел на него недобрым взглядом и приказал подчиненным: — Впрочем, заберите у него ружье.

— Нет! — отчаянно закричал Атизи. — Оно мне досталась от дедушки!

Он вцепился в свою винтовку, но солдат, который держал ее в руках, как бы играючи, но с силой повернул оружие, приклад крепко ударил Атизи в висок, и старик со стоном упал на землю.

В этот момент в ночном воздухе раздался рев Муши. Верблюдица рванулась вперед и неожиданно сбросила с себя Мариату. Нога молодой женщины неловко зацепилась за чепрак седла. Она отпустила поводья и шмякнулась на кучу какого-то тряпья. Муши почувствовала себя свободной, вытянула шею и бросилась к своему хозяину. Третий верблюд, ошарашенный неожиданным оборотом событий, задергал головой и сумел освободиться от повода. Нелепо выворачивая ноги, он помчался через дорогу и попал под яркий свет автомобильных фар.

Прогремели выстрелы.

Ошеломленная Мариата лежала в тени скалы. Ее охватил дикий страх. Перед глазами снова предстали жуткие картины нападения на селение, от которых ей удалось избавиться только нынче вечером. Она снова как наяву видела людей в форме, вспышки выстрелов, в клочья раздирающих ночную темноту, в ушах звучали автоматные очереди. Горело платье Рахмы, в скачущих отсветах пламени возникали и пропадали охваченные похотью и злобой темные лица солдат, бросающих Тану на землю. Перед ее глазами на красивом свадебном халате Амастана расплывалось темное пятно, она снова ощущала странную липкую влагу на ладонях, отец опять оттаскивал ее от тела мужа. Страх подтолкнул Мариату к действию. Она боком вползла в щель между двумя скалами, сжалась там в крохотный комок и молча слушала крики солдат, рев верблюдов. В ее сознании все это слилось в нерасчленимый, неясный шум, из которого ей было ясно одно: там творится жестокое и безжалостное насилие. Мариате очень хотелось закричать, но она понимала, что сейчас надо любой ценой остаться в живых, и стискивала зубы. Сердце говорило ей, что так поступать нехорошо. Молчание стоило Мариате таких усилий, что ее глаза выкатились из орбит. Она сунула в рот конец платка, опасаясь, что крик вырвется из глотки помимо воли. Что они делают с несчастным стариком? Неужели его пристрелили? Мариата не осмеливалась выглянуть и посмотреть, боялась, что ее заметят. Если солдаты поступили так с беззащитным стариком, то уж с ней церемониться не станут.

Совсем близко раздались шаги, камешки хрустели под подошвами.

Буквально в нескольких футах раздались голоса.

— Что это там?

Мариата закрыла глаза. Она уже смирилась с тем, что попалась, спасения нет. Перед глазами снова встала картина: солдаты раздирают халат Таны, грязные пальцы хватают ее за грудь… Может быть, ей повезет и они сразу убьют ее. Амулет пульсировал в пальцах, круглые красные камешки словно прожигали кожу насквозь.

В голове билась одна мысль: «Только бы не заметили…»

Вот показалась чья-то нога, потом рука и голова в фуражке. Человек наклонился, пошарил в темноте рукой и что-то поднял.

— Сумка кожаная… старая уже. Наверное, упала с верблюда, который удрал.

Какие-то предметы падали на землю. Человек сапогом раскидал их в стороны.

— Ну и что там?

— Да ничего особенного. Эти люди вечно таскают с собой какой-то хлам. Свечи, кусок веревки, пара каких-то камешков… грязная тряпка, зажигалка, старый нож.

— Нож? Нам пригодится?

— На нем какие-то колдовские знаки.

— Да это просто слова, дурак. Какой же ты суеверный. Слова — это слова, никакого колдовства в них нет.

— Я к нему все равно не притронусь. Мне рассказывали про туарегские ножи, на которых вырезаны заклинания. Попадет такой нож в руки врага своего хозяина и сам перережет ему горло, не успеет тот и глазом моргнуть.

— Да ты что! Ну-ка, дай посмотреть.

Появился еще один человек и наклонился, стоя спиной к Мариате. Пока он изучал трофеи, кругом царила полная тишина.

— Да он совсем тупой. Дрянь, а не нож.

Вещица опять со стуком упала на землю.

— Похоже, старикашка и вправду был один.

— А почему у второго верблюда седло? Скажи, если ты такой умный.

В воздухе ненадолго повисло молчание.

— Ты сам видел, какие это верблюды. Тебе понравится, когда тебя оставят одного в пустыне без запасного оседланного верблюда, если твой собственный чуть что пугается и несет?

Его товарищ нехотя согласился с такой логикой.

— Ладно, пошли обратно. Тут такое место, что мне как-то не по себе. Ей-богу, я только что слышал, как кто-то дышит.

Мариата затаила дыхание.

— В пустыне возникают всякие странные звуки, это все знают. Днем скалы нагреваются, ночью охлаждаются и трескаются, шелушатся. Что-нибудь в этом роде ты и слышал.

Другой снова стал спорить, но голоса их отдалялись, и скоро слов уже нельзя было разобрать. Через несколько минут моторы джипов взревели, лучи фар скользнули в сторону, и наступила зловещая тишина. Мариата долго выжидала, потом осмелилась выбраться из своего убежища и крадучись вышла на открытое место. Она дрожала от страха, ожидая увидеть что-то совершенно ужасное.