Люси поцеловала его в губы и села за накрытый стол.

— Как давно я не ела круассанов, — призналась она.

— А как давно я не ходил по утрам их покупать!

До чего же ей нравилось узнавать эти его привычные, но почти забытые жесты! До чего же ей нравилось и самой делать то же самое: обмакивать, например, круассан в молоко, чуть подкрашенное какао…

Люси хотела позвонить, но оказалось, что мобильный полностью разряжен. Посмотрела на Шарко: тот, уже стоя — ему хватило на завтрак чашки кофе с печеньем, — нервно вертел в руках телефон.

— Что случилось?

— Я позвонил одному коллеге из отдела по борьбе с наркотиками, хотел получить адреса членов семьи Ламбера…

— И что?

— Коллега этот узнал для меня телефон сестры Феликса, она живет в четвертом округе, но, когда я набрал номер, трубку взял их дедушка. Они там все сильно подавлены, и дедушка этот не захотел со мной говорить. Не понимает, сказал, почему им без конца морочат голову, вчера уже приходила полиция, и пусть семью наконец оставят в покое. Короче, послал меня подальше.

Люси откусила еще кусочек круассана.

— Вот и прекрасно. Сейчас доем, умоюсь, и поедем.

В большой квартире на пятом этаже типично османовского дома, расположенного неподалеку от острова Сите, они застали человек десять. Семья, видимо, не из бедных: квартиры здесь очень дорогие. Они так и остались стоять на пороге, перед открывшим им дверь мужчиной лет шестидесяти пяти — семидесяти в черном костюме, с седыми усами и очень строгим выражением лица. Позади седоусого, недоуменно рассматривая пришельцев, толпились другие члены семьи, у всех были распухшие красные глаза, все были в трауре, все подавлены новостью, и никто, видимо, не понимал, что же такое случилось в Фонтенбло.

Седоусый не замедлил обрушиться на Шарко:

— Да оставьте же нас в покое в конце-то концов! Кто бы вы ни были, полицейские или кто еще, неужели непонятно, что вам тут нечего делать?

Хозяин квартиры хотел было захлопнуть дверь, но Люси помешала ему:

— Погодите, месье, послушайте! Мы знаем, как вам больно, но мы зашли всего на минутку. Понимаете, мы предполагаем, что ваш внук не полностью отвечал за свои действия, и хотели бы поговорить с вами именно об этом.

Люси взвешивала каждое свое слово: она представляла себя на месте этого человека, представляла, как реагировала бы, приди к ней кто-нибудь и скажи, что убийца Клары не виноват. Очень возможно, она разорвала бы такого вестника в клочья. Но у этого человека ситуация несколько иная: убийцей его зятя был его же внук.

— Феликс не полностью отвечал за свои действия? Что вы имеете в виду?

Вопросы задал не седоусый. Голос прозвучал из-за его спины. В дверях показалась молодая женщина. Двадцать с небольшим, едва держится на ногах. Люси обратила внимание на большой круглый живот: девчушка явно на сносях.

— Не волнуйся так, Корали, — обернулся к внучке старик. — Эти господа сейчас уйдут.

— Нет, я хочу знать, о чем они. Позволь мне поговорить с ними, дедуля!

Прикусив губу, он пропустил внучку вперед. Молодая женщина, пошатнувшись, ухватилась за косяк, дед тут же пришел на помощь, приобнял ее и холодно сказал незваным гостям:

— Черт побери, Корали осталось до родов меньше двух недель, а вы тем не менее хотите ее допрашивать? Ладно, но тогда я остаюсь с ней — и попробуйте только еще сильнее расстроить девочку своими дурацкими вопросами!

Поверх темного платья у молодой женщины висела длинная золотая цепочка с распятием, спускавшаяся почти на живот. Вытерев нос платочком, она прошептала еле слышно:

— Феликс — это мой… это был мой брат…

Люси обняла сестру Ламбера за плечи и увела ее в просторный холл у лестничной клетки. Здесь стояли стулья, и можно было поговорить спокойно. Шарко с дедушкой так и остались в дверях, усач обхватил голову руками и, привалившись к косяку, тяжело вздыхал. Комиссар вдруг осознал, что этот человек, которому нет еще и семидесяти, со дня на день станет прадедом. Не случись того, что случилось, он был бы главой большой и счастливой семьи…

Корали тяжело опустилась на стул и сидела, машинально вертя в руках распятие.

— Как… как вы можете говорить, будто Феликс не виноват в том, что совершил? Он… он убил моего папу, и… и он убил двух молодых людей… убил хладнокровно…

Шарко стоял в отдалении, предоставив действовать Люси. Он понимал, что Корали Ламбер доверится скорее женщине, способной разделить ее боль, чем постороннему мужчине. А Люси, со своей стороны, знала, что с Корали не стоит говорить ни о результатах вскрытия, ни о том, что им известно по этим результатам. Впрочем, они с Франком так и условились заранее, потому что, полностью раскрыв карты, они рисковали провалить всю операцию. Дед, который глаз не спускал с внучки, заметив, что Корали чересчур разволновалась, мог вызвать полицию, врачей, и они погорели бы. Так что привлекать к себе слишком много внимания не стоило.

— Это пока просто гипотеза, — сказала Люси, не позволяя втянуть себя в дальнейшие выяснения. — Ваш брат выглядел здоровым и уравновешенным юношей. И как будто бы никогда не отличался излишней агрессивностью. А когда человек внезапно совершает акты подобной жестокости, невольно возникает мысль, что они, может быть, были продиктованы неким, далеко зашедшим психическим или неврологическим заболеванием.

— Да у нас в семье сроду не было ничего по…

Шарко удержал на месте седоусого, которому очень хотелось вмешаться в разговор.

— Пожалуйста, позвольте моей коллеге продолжать, пожалуйста!

Тот умолк на полуслове, а Люси снова заговорила:

— Мы должны пройти по каждому следу, не упустив ни единого. Скажите, если знаете, не было ли у вашего брата каких-нибудь проблем со здоровьем? Каких-нибудь особенностей развития?

Люси действовала по наитию, ведь ей ничего не было известно о жизни Феликса Ламбера, но она надеялась, что хоть какие-то ее слова помогут направить беседу в нужное русло.

— Нет. Мы с Феликсом всегда отлично ладили, мы росли вместе до восемнадцати лет, я всего на год его старше, и могу вас уверить, что детство у нас было по-настоящему счастливым, абсолютно, абсолютно беззаботным. — Корали всхлипнула было, но сразу же подавила рыдания и продолжила: — Феликс был всегда таким спокойным мальчиком, и то, что произошло, совершенно необъяснимо. Он должен был скоро окончить институт, мечтал стать архитектором… У него было столько планов на будущее…

— Вы часто виделись с братом?

— Наверное, раз в месяц. Ой, нет, пожалуй, в последнее время намного реже. И, когда видела его, мне казалось, что он выглядит хуже, чем обычно, и еще он жаловался на усталость и головные боли…

Люси словно наяву увидела эту губку — его мозг. Господи, кто бы мог хорошо себя чувствовать в таком состоянии?