– Я говорю, – произнесла пилот, тщательно артикулируя слова. – Чт… нашли… …ще одно тело. Чело… тело. Частичн… поврежд… причального до…..ции. И, похоже, чт… умер не сво… …мертью.

– Понял, выдвигаемся, – я с трудом поднялся, заставляя себя говорить медленно, чтобы у Вонгсават был хоть какой-то шанс разобрать мои слова сквозь помехи. – Повторяю. Скоро будем на месте. Соблюдайте осторожность, поглядывайте по сторонам и оставайтесь на месте. И на любой шорох открывайте огонь.

– Что? – спросила Вардани.

– Проблема.

Я окинул взглядом платформу, и неожиданно в памяти снова всплыли слова Сутьяди:

«Нам здесь не место».

Сверху на нас смотрел пустым взглядом марсианин. Далекий, как ангел, и, как любой ангел, ничем не способный помочь.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Он лежал в одном из овальных туннелей еще где-то с километр в глубь корабля в вакуумном костюме, сохранился почти целиком… В голубом свете, исходящем от стен, было видно, что лицо под лицевой пластиной совсем ссохлось, но, похоже, не разложилось.

Я опустился на колени рядом с трупом:

– Не так плохо выглядит, учитывая обстоятельства.

– Стерильный воздух, – сказал Депре.

Он стоял с «санджетом» наготове, непрерывно осматривая пространство над нашими головами. В десяти метрах у входа в соседний зал-пузырь расхаживала взад и вперед Амели Вонгсават. По ее виду было понятно, что с оружием в руках она чувствует себя не так уверенно, как Депре.

– И антибактериальная защита, если это хоть сколько-нибудь приличный скафандр. Интересно. Баллон на треть полон. Не знаю, от чего этот человек умер, но явно не от удушья.

– В скафандре есть повреждения?

– Если и есть, я их не могу найти, – я опустился на пятки. – Бессмыслица какая-то. Здешний воздух пригоден для дыхания. Зачем мог понадобиться скафандр?

Депре пожал плечами:

– А зачем тем, что снаружи, понадобилось умирать в скафандрах за пределами нормальной атмосферы? Тут все одна сплошная бессмыслица. Я устал ломать голову.

– Наблюдаю движение, – бросила Амели Вонгсават.

Взяв в правую руку пистолет, я подошел к ней. Нижняя кромка входного отверстия отстояла от пола где-то на метр, раздвигалась в стороны и вверх, точно широкая улыбка, после чего постепенно снова начинала сужаться, заканчиваясь наконец аккуратной круглой макушкой. С каждой стороны метра два пространства, где можно укрыться, не считая нижней кромки, за которой тоже мог кто-то сидеть. Мечта снайпера.

Депре с поднятым «санджетом» встал слева. Я присел на корточки рядом с Вонгсават.

– Похоже, что-то упало, – пробормотала пилот. – Не в этом зале, а, возможно, в соседнем.

– Ясно.

Холодок нейрохимии пронизал тело, убыстряя пульс. Отрадно, что, невзирая на весь разрушительный эффект радиации, системы все еще работали. После долгой погони за призраками, битв с безликой колонией нанобов, тенями умерших – людей и не только – перспектива реальной схватки представлялась почти заманчивой.

Да даже без всякого «почти». От мысли об убийстве я испытывал приятную щекотку внизу живота.

Оторвав руку от ствола «санджета», Депре сделал знак.

Слушай.

На этот раз я тоже услышал – из соседнего зала донеслось тихое шарканье. Я достал второй интерфейсник и укрылся за нижней кромкой. Подготовка посланника выжала последнее напряжение из мускулов и перевела его в сжатые пружиной рефлексы, скрытые под внешним спокойствием.

В соседнем зале шевельнулась чья-то бледная тень. Задержав дыхание, я навел на нее прицел.

Поехали.

– Амели, ты тут?

Голос Шнайдера.

Мы с Вонгсават в унисон выдохнули. Она поднялась.

– Шнайдер? Ты чего творишь? Я ж практически тебя пристрелила.

– Ну ни хера себе дружеский прием, – в проеме входа предстал Шнайдер с небрежно закинутым за плечо «санджетом». – Мы тут спешим на помощь, а вы в знак признательности нам мозги собираетесь размазать по стенке.

– Еще один археолог? – вслед за Шнайдером в зал вошел Хэнд. В правом кулаке он сжимал казавшийся неуместным бластер. Я осознал, что впервые за все время вижу Хэнда с оружием в руках. Ему не шло. Выбивалось из стиля. Выглядело неподобающим, как трещина на фасаде, резало глаз, как резали бы глаз кадры настоящего сражения в вербовочном ролике Лапине. Хэнд был не тем человеком, который берется за оружие. Или, по крайней мере, не за такое прямолинейное и кондовое оружие, как протонный бластер.

Плюс парализатор в кармане.

Включившая только что боевой режим подготовка продолжала посылать тревожные сигналы.

– Проходи, сам увидишь, – предложил я, не выказывая своего беспокойства.

Новоприбывшие преодолели разделявшее нас открытое пространство с небрежной беспечностью, оскорбившей мои боевые инстинкты. Опершись о нижний край входного отверстия, Хэнд уставился на труп. Я неожиданно заметил, какое бледное и болезненное лицо у менеджера. Он облокотился на кромку так, будто не был уверен, что сможет долго простоять без дополнительной опоры. В углу рта появился нервный тик, которого не было, когда мы приземлились в причальном доке. Стоявший рядом Шнайдер по контрасту казался просто пышущим здоровьем.

Я тут же загасил вспыхнувшую искру сочувствия. Добро пожаловать в наши ряды, Хэнд. Добро пожаловать на подвальный уровень Санкции IV.

– Он в скафандре, – сказал Хэнд.

– Тонко подмечено.

– Отчего он умер?

– Мы не знаем, – по мне прокатилась новая волна усталости. – И, честно говоря, я не в настроении проводить вскрытие. Давайте-ка дочиним буй и свалим отсюда на хрен.

Хэнд как-то странно на меня посмотрел:

– Надо его взять с собой.

– Ну, тогда можешь мне в этом помочь, – я подошел к трупу и взялся за его ногу. – Берись за другую.

– Собираешься его волочь?

– Мы собираемся, Хэнд. Мы его собираемся волочь. Не думаю, что он станет возражать.

* * *

Потребовался час, чтобы протащить труп сквозь все извилистые коридоры и круглые залы марсианского корабля. В основном время ушло на поиск наших «улиток» и иллюминиевых стрелок, но радиационное отравление тоже внесло свою лепту. Нас с Хэндом то и дело одолевал приступ рвоты, и волочить труп приходилось Шнайдеру с Депре. Смерть нагоняла последних жертв заубервильского взрыва. Мне показалось, что когда мы со своей громоздкой ношей ввалились в проход, примыкавший к причальной станции, даже у Депре в его радиорезистентной маорийской оболочке был больной вид. Всмотревшись в лицо Вонгсават, освещенное голубоватым светом, я увидел, что и ее кожа приобрела нездоровый серый оттенок, а под глазами проступили синяки.