Впрочем, Половцова, по большому счету, права, утверждая, что «литературность» в деле перевода научных произведений должна играть второстепенную роль:

Для того, чтобы перевод облегчал понимание первоисточника, переводчик сам должен безупречно понимать его. Мало того, читатель должен знать, как переводчик понимает текст. Поэтому Половцова решилась взяться за перевод TIE не раньше, чем опубликовала солидное исследование, в котором оговаривались предварительные условия, на ее взгляд, обязательные для «истинного понимания» Спинозы. Это свое кредо она провозгласила на первой же странице Предисловия к TIE:

Такой подход к делу мне тоже представляется образцовым. Но из всех русских переводчиков Спинозы, кроме Половцовой, только Владимир Брушлинский удосужился написать одну небольшую статью, посвященную философии Спинозы[528].

В пространном половцовском Введении к TIE в концентрированном виде повторяется многое из того, что уже говорилось в ее книжке о геометрическом способе изложения, о различии интеллекта и воображения, о понятиях идеи, причины и др. Здесь Половцова обосновывает характер своего перевода всех ключевых терминов Спинозы, постоянно апеллируя при этом к Декарту, у которого многие из этих терминов употребляются в схожих значениях. Неоднократно Половцова прерывает свой анализ обещанием рассмотреть тот или иной вопрос в «специальном исследовании», которое она рассчитывала вскоре издать.

Я не стану вдаваться тут в детальный разбор множества удачных и отдельных неудачных мест ее перевода TIE, ибо это потребовало бы подробного изложения моих собственных взглядов на философию Спинозы — что выглядело бы не слишком уместным в книге, посвященной Варваре Половцовой. По ее примеру, оставляю эту задачу на долю «специального исследования» — готовая его часть публикуется уже в настоящем томе. Теперь же нам осталось лишь посмотреть, какое применение нашли труды Половцовой и как их оценивали другие русские философы.

В советские времена о Половцовой редко вспоминали, даже в 20-е годы, когда наша страна по числу — увы, не по качеству — работ, посвященных философии Спинозы, шла впереди остальной планеты. Как справедливо заметил сэр Исайя Берлин, те работы представляют больший интерес для исследователей советской идеологии, нежели для исследователей Спинозы[529]. Быть может, потому-то Половцова и не стала возобновлять свои философские штудии после Октябрьской революции? Советский идеологический истеблишмент продвигал Спинозу на пост философского предтечи Маркса, а в трудах Половцовой Спиноза изображался философом «беспартийным», не примкнувшим ни к одному «лагерю» в исторической баталии материалистов с идеалистами.

Некоторые результаты ее изысканий, впрочем, фигурировали в полемике между двумя кланами марксистов. «Деборинцы» сочувственно отнеслись к ее аргументам против «геометрического метода»:

А я лично нет, не примыкаю, — столь же основательно возражала на это интеллектуальный лидер партии «механистов» Любовь Аксельрод:

Да уж, «причина» — проще некуда. Суждение Половцовой не доказано, потому что его нельзя доказать никогда. Один-единственный довод, который нашелся у Аксельрод для опровержения «груды доказательств», приводимых Половцовой, — это молчаливое свидетельство «внутренней сущности всей системы» Спинозы. Весьма характерный эпизод той, длившейся более десяти лет полемики между вождями пролетарской философии.

Изредка вспоминали о трудах Половцовой и светлые умы из среды русской эмиграции. Борис Яковенко — «интуитивный трансценденталист», как он отрекомендовался, — называл статью Половцовой первой среди «выдающихся работ по истории философии», которые «невозможно обойти молчанием»[532]. В устах Яковенко эта похвала звучит вдвойне весомо, ибо практически всех — настоящих и прошлых — светил отечественной философии он винил в подражании западным модам да «эклектическом стремлении слепить воедино несколько чужих мыслей».

Столь же кратко, сколь и непредвзято изложил воззрения Половцовой американский «профессор эмеритус» Джордж Клайн в предисловии к своей книге «Спиноза в советской философии»[533]. От собственных оценок правоты ее суждений он предпочел воздержаться.

В самой большой и содержательной книге о Спинозе из тех, что вышли в советские времена, — «Философия Спинозы и современность» (1964) Василий Соколов два или три раза упомянул труды Половцовой в сносках, не вдаваясь в разбор их. По сути единственным, кто всерьез пытался с ней полемизировать, был упомянутый выше Иосиф Коников, автор «Материализма Спинозы» (1971).