Кроме того, у Гришина было два негласных советника: по политической части известный деятель Шульгин[324] и по полицейской – генерал Спиридович.[325] Пильц образовал для управления оккупированным французами районом нечто вроде маленького министерства, где участвовали управляющий финансами Демченко, народным просвещением ректор университета, юстиции – председатель судебной палаты, местные представители земледелия, торговли несколько других лиц. В этот же совет был приглашен и я в качестве помощника по морской части.

Одним из первых деяний совета было назначение себе жалованья по тысяче рублей в месяц. Это было по тому времени не особенно много, так как фунт стерлингов стоил 30 рублей, а франк около рубля. Вопрос с деньгами решился очень просто. В Одессе помещалась типография, печатавшая для гетмана кредитные билеты по пятьдесят карбованцев. Демченко ее реквизировал и начал печатать те же бумажки, к которым население уже привыкло и безропотно принимало. Таким образом Гришин-Алмазов получил в руки деньги и с этого времени стал преследовать грабежи и экспроприации. Партизаны были расформированы и в большинстве поступили в добровольцы, а Белый Дьявол куда-то исчез. Мой Масловский со своими татарами сделался начальником личного конвоя у Гришина.

Свое Морское управление я организовал [неразборчиво]: у меня был флаг-капитан капитан 1-го ранга Заев и два флаг-офицера – лейтенант Машуков,[326] впоследствии сделавший блестящую карьеру, и Пашкевич.[327] Потом к ним присоединился еще капитан 2-го ранга Романов на амплуа состоящего для особых поручений. Мы реквизировали два номера в «Петербургской» гостинице, где помещались и канцелярия, и жилая комната. Центр остался в прежнем составе с капитаном Соловским во главе и двумя помощниками на придачу.

Круг нашей деятельности определился не сразу, но постепенно к нам перешло немало дел. Главным образом, мы занимались снабжением Добровольческой армии всякого рода имуществом, которое теперь пошло полным ходом, но, кроме того, мы оказались главными решителями судеб нашего торгового флота. Все пароходные общества представляли нам на утверждение расписания своих рейсов, и мы им выдавали нечто вроде паспортов благонадежности и права свободного плавания, так как и союзники, и добровольцы в Кубанской области не стеснялись захватывать и обращать в свою пользу и суда, и грузы, в особенности, когда грузом было топливо. На этой почве многие лица делали в то время недурные аферы, и с этим злом было трудно бороться. Союзники в то время нуждались в топливе, вследствие больших потерь от подводных лодок. Они, обыкновенно не стесняясь, захватывали пароходы, сажали туда своих комендантов и отправляли куда им было нужно, а когда находился владелец и заявлял претензию, то извинялись и вступали с ним в соглашение, платя хорошие деньги. Бывали, впрочем, такие случаи, что владельцев в Одессе не было и такие суда иногда месяцами эксплуатировались даром.

Кроме этого рода дел, мы занимались также отправкой по морским путям как офицеров, так и гражданских чиновников, почему у нас был тесный контакт с управлением по передвижению войск.

С управлением военного флота у нас были странные и ненормальные отношения. Пока в Одессе сидели немцы и господствовал гетман, здесь был центр украинского морского управления во главе с вице-адмиралом Покровским, которого гетман за особые заслуги произвел в бунчужные, т. е. полные адмиралы, но вообще вопрос вокруг Черноморского флота немцами решен не был, и у Покровского материальных средств почти не было, так как все было сосредоточено под эгидой немцев в Севастополе. Я, в то время будучи лицом нелегальным, избегал сношений с официальными представителями гетмана, а когда это мне было нужно, действовал всегда через их помощников, между которых всегда находились люди, желавшие перестраховать себя на «Великую неделимую Россию» (лозунг добровольцев). Когда немцы сошли на нет, Покровский почувствовал себя очень неловко, но его выручил адмирал Канин.

Адмирал Канин был очень почтенный человек, но небольшого масштаба. На второстепенных должностях он всегда пользовался хорошей репутацией, но, попав в командующие Балтийским флотом, сразу обнаружил вялость и нерешительность. Когда в Севастополе после развала флота и прихода немцев все офицеры оказались безработными, то они образовали союз и председателем его выбрали как старшего адмирала Канина. Союз этот особой деятельности не проявил и влачил, как и повсюду, довольно жалкое существование. Когда появились добровольцы, адмирал Канин занял по отношению к ним нейтральное положение, не становясь определенно ни на их сторону, ни на сторону гетмана, а повиснув как в пространстве. При немцах существовало еще особое крымское правительство, но ни они сами, ни немцы, конечно, не могли и не хотели взять флот на свое иждивение. Когда явились союзники, Канин остался в прежнем положении нейтралитета, но союз сильно поредел, так как большинство его членов перебралось к добровольцам.