Он прервал ее, поднимая руку:

– Зачем ты мне это рассказываешь? Снова пытаешься сбить с толку? Запутываешь? Детскими сказочками желаешь отвлечь от правды о твоем брате-убийце? Мне все это известно. Я знаю легенду о Фрегане-кен-Леове, первом императоре. Слышал сотни раз, как, изгнанный в пустыню, он медитировал дни напролет, пока, преисполненная милосердием, не предстала пред ним Великая Мать и не предсказала, что он объединит разделенный континент, указав место, где скрыт был древний клад, благодаря которому смог он нанять первую армию.

– Да. «Пусть все дети мои придут в мои объятия». Так она сказала. Якобы. В те времена культ Баэльта’Матран оказался уже почти забыт, чтили ее лишь в одном месте на континенте. Богиня не требовала жертв, храмов или специальных церемоний. Не было ей до этого дела, как, впрочем, и до большей части пантеона. Богов интересует кровь и жертвы, молитвы и медитации – их посредничеством приручают они силу, копят ее и используют. Но именно люди создали религии, почти наперекор богам, всю эту иерархию, послушников, жрецов, архижрецов. Это жрецы строят храмы, в которых золоченые фрески на стенах не позволяют сосредоточиться на молитве, зато широко распахивают кошели верных. Во времена Великих Войн такого не было. Великую Мать не интересовали храмы и жрецы. Разве не сказала она: «Чтите меня молитвой в сердце, в святынях, где стены – стволы деревьев, а крыша – листья»? А нынче, говорят, есть у вас в Меекхане святыни, где колонны, поддерживающие крыши, имеют золотую и серебряную листву, а вырезаны они – в форме деревьев. Ничего странного, что боги столь редко отзываются людям. Всякое слово их мы перекручиваем по-своему, абы только было нам легче и удобнее.

– Я пришел сюда не для религиозных споров с премудрой дикаркой, – оборвал ее мужчина. Голос его был странно спокоен.

Ее дядька был прав, говоря, что оскорбления, произносимые таким тоном, ранят сильнее всего. Она усмехнулась сама себе. Оскорбление за оскорбление, меекханец.

– Нет, ты пришел искать оправдания собственной вине и непредусмотрительности. Пришел сюда, преисполненный оскорбленными чувствами, гневом и жаждой карать и унижать банду грязных варваров. А я пытаюсь объяснить тебе, кто мы такие. – Она скрестила руки на груди в привычном для своего народа оскорбительном жесте. Он, конечно же, не понял. – Говоришь: легенда об императоре… Мы знаем сказание не как легенду – но как историю. Истину. Истину о людях севера, которых мы встретили, когда они гибли от жажды в пустыне. Мы пригласили их в оазис, поделились водой и едой. Восемь нищих на грани смерти. Никто бы и не подумал, что из такого зерна прорастет империя.

Он уже открывал рот, но она не позволила ему говорить:

– Мы привечали их целый год. Они жили в афраагре, и жителям ее приходилось все время ходить с закрытыми лицами. Но если ты спасаешь кому-то жизнь, то надлежит делать это как следует. Именно здесь молодой князь впервые услышал о Баэльта’Матран, Праматери Богов. Потому что именно у нас ее чтят беспрерывно вот уже три с половиной тысячи лет. Мы знаем других богов, к некоторым у нас остались незакрытые счета, но кланяемся мы только ей. Это у нас молодой Фреган обучался, как управлять страной, и думал, как спасти ему свой народ. И однажды он придумал. Подчинить все религии одной Богине, навязать пантеону позабытую уже иерархию, сломить силу воинственных культов и вобрать в себя – и себе подчинить – большинство магических гильдий, чтобы Сила служила стране. Был у него хороший план.

– Лжешь, морочишь меня сказками… – Впервые он казался сбитым с толку.

– Сказки? Как знать? Когда ваш молодой князь встал перед советом племен и представил свой план, мудрецы громко рассмеялись. Город его был захвачен, страна – оккупирована, суровые послушницы Вениссы выжимали крепкою рукою из подчиненных провинций последние соки. Но было в нем, в этом вашем первом императоре, нечто великое, некая несокрушимая твердость духа и железная воля. Потому племена наполнили золотом десять сундуков. И мы постарались, чтобы у него был шанс исполнить свое видение. Ничего мне не скажешь?

Он покачал головой:

– Я помню ту историю. Император прибыл в города уже после того, как вспыхнуло восстание, и за год собрал армию и вырвал страну из рук фанатиков. А после отправился дальше на юг, освобождая новые земли. В трех битвах он сломил силу Сестер Войны и уничтожил культ. Вас там не было.

– Теперь я улыбаюсь, купец. Широко и искренне. Что за прекрасная иллюстрация меекханского образа мысли, какая прозрачность пересказа и ничем не искаженная истина. Однако ядро, сама суть той истории скрыта в том, кто дал вашему императору год на создание и экипировку армии. За наше золото. Отчего восстание в Старом Меекхане не было подавлено в несколько дней, как множество случавшихся ранее, когда стены бунтующих городов украшались сотнями кольев с обреченными на смерть? За тот год, меекханец, армии, присягнувшие дочери Драаль, ослабли в битвах и схватках вдоль всей южной границы. Мы постарались сделать это. Признаюсь, речь не шла исключительно о симпатии к худощавому рыжему парню, который позже сделался императором. Были у нас с Вениссой-от-Копья счеты еще со времен Войны Богов. А память смертных может быть настолько же длинной и беспощадной, как и у Бессмертных. Вызвать падение Сестер Войны стало бы для нас частичным закрытием старых долгов. И только поэтому твой император выиграл свои три битвы, сохранив одновременно достаточно сил, чтобы перенести войну к северу от Кремневых гор и бросить вызов храму Реагвира.

Она опустила руки, выпрямилась.

– Потому не воспринимай меня как дикарку, меекханец, ибо это мы создали вашу империю. Мы дали ей религию, которая позволила объединить континент, мы наполнили вашу казну первым золотом и даровали достаточно времени, чтобы вы успели окрепнуть. Знаешь, в чем была твоя проблема с тем молодым воином? – перешла она к сути. – Ты глядел на него пренебрежительно, а он смотрел сверху вниз на тебя и твой род. И, сказать правду, когда твоя дочь подарила ему свое тело, он сперва должен был крепко подумать, не слишком ли низкого рода она для него.

* * *

В родовой усадьбе Йатех молча оставил ее у дверей и двинулся в сторону своей комнаты. Она его не останавливала. Ему требовалось время – как, впрочем, и ей. То, что они только что сделали, было глупым, безрассудным и лучше прочего подтверждало слова Ленганы х’Леннс. Ее брат перестал думать и вести себя как иссарам. И она ему это позволила. Они могли втянуть род в длящуюся долгие годы распрю, которая ослабит племя. Она искренне жалела, что рассказала ему историю прибытия той женщины в афраагру и сопутствующие ей сплетни, наговоры и враки, направленные против рода д’Кллеан. Даже не против всего рода, но – именно против них, ее и ее братьев.

Едва только Ленгана, войдя в усадьбу рода х’Леннс через пару месяцев после отъезда Йатеха, узнала, что мать их была меекханкой, – сделала все, чтобы оттолкнуть их от племени. Такая, как она, первая среди женщин в сильнейшем роду, имела множество способов и возможностей это совершить. Когда Йатех выезжал на службу, Деана чуть ли не каждый день думала увидеть один-два свадебных пояса, положенных на ее пороге. Через пару месяцев после появления Ленганы она уже знала, что ничего подобного не случится. Молодые воины, раньше провожавшие ее взглядом, ибо унаследованная от матери красота выделяла ее среди прочих девушек, куда-то исчезли. Кончились шуточные шпильки, перебранки, вызовы на учебные поединки, которые часто заканчивались теми вызывающими дрожь в подбрюшье прикосновениями, на которые старшие мастера глядели со снисходительной усмешкой. Если прикосновения, продолжаясь в более тихих местах, заканчивались чем-то большим, девушка всегда имела выбор: станет ли она воспитывать ребенка в собственном роду, где дети были общими, или же возьмет юношу в мужья и усилит его семью. Среди иссарам детей принимали как благословение, завет выживания племени. И лишь семейные связи накладывали ограничения в подборе партнеров. То есть сужали их число до одного человека, до супруга. Но и здесь в случае развода женщина имела право решать, вернется ли она в свой род с потомством или останется в семье бывшего мужа. Где почитают Богиню-Мать, способность родить ребенка дает женщине немалое превосходство. Особенно если одновременно никто не может запретить совершенствоваться во владении мечом или саблей. Говоря честно, знание того, как воспринимают женщин на севере, в империи или других странах, всегда пробуждало в Деане сочувствие к этим бедным, лишенным всех прав существам.