Сталин оглянулся.

– А, это вы, молодой человек, товарищ Байбаков, – проговорил он, сделав ударение на первом слоге фамилии. Поставив книгу на стеллаж, Сталин спустился по стремянке, пожал мне руку, предложил сесть за стол и, закурив трубку, начал ходить по кабинету.

– Товарищ Байбаков, мы назначили вас наркомом нефтяной промышленности…

…Я набрался смелости и сказал:

– Товарищ Сталин, перед моим назначением никто даже не поинтересовался, сумею ли справиться?..

Сталин, попыхивая трубкой, ответил:

– Товарищ Байбаков, мы знаем свои кадры, знаем, кого и куда назначить. Вы коммунист и должны помнить об этом.

…Затем Сталин задал вопрос, который меня несколько озадачил:

– Товарищ Байбаков, вы думаете, союзники не раздавят нас, если увидят возможность раздавить?

– А как они смогут нас раздавить?

– Очень просто, – ответил Сталин, – мы создали и танки, и самолеты, и машины. Много у нас захваченной техники. Но они же останутся без движения, если не будет нефти, бензина, дизельного топлива. Нефть – это «душа» военной техники, а я бы добавил, и всей экономики[629].

Идет обсуждение того, что нужно для увеличения добычи нефти, для развития новой нефтяной базы, для создания «второго Баку». Целый час идет обсуждение, и под конец Сталин вдруг спрашивает:

– Какими свойствами должен обладать советский нарком?

– Знание своей отрасли, трудолюбие, добросовестность, честность, опора на свой коллектив…

– Все верно, товарищ Байбаков, это очень нужные качества, но какие все-таки наиважнейшие?

Помню, что назвал еще несколько и смолк.

– Еще что? – покуривая, спросил Сталин.

– Товарищ Сталин, я весь арсенал качеств наркома назвал. Буду рад, если вы мне что-нибудь подскажете.

– Все правильно, товарищ Байбаков, – сказал он, подойдя ко мне, – но главного вы не сказали.

Я встал со стула, но он, коснувшись чубуком трубки моего плеча, посадил меня на место.

– У советского наркома должны быть «бичьи» нервы плюс оптимизм, – тихо проговорил он, заканчивая беседу.

Должен сказать, что я на всю жизнь запомнил эти слова Сталина. «Бичьи» нервы и оптимизм особенно мне были нужны, когда в течение 22 лет я находился на посту председателя Госплана СССР. Требовались здесь даже не «бичьи», а стальные нервы, причем из легированной стали. Ну, а без оптимизма совсем пропал бы. Когда я вышел из кабинета Сталина, поинтересовался у Поскребышева, почему Верховный главнокомандующий ходит в худых сапогах.

– А вы заметили, где эти дырки? – спросил Поскребышев и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Товарищ Сталин сам сделал эти дырки, чтобы не досаждали мозоли…[630]

Советы Сталина были исключительно дельными, потому что он смог построить очень эффективную государственную машину, которая работала даже в тяжелейшей ситуации Великой Отечественной войны. Вот рассказ Михаила Тихоновича Деева, который на своем личном опыте убедился в уровне организации дела в сталинской России. Причем – во время войны. Во время Второй мировой М. Т. Деев был назначен начальником эвакуационного эшелона[631]. Вот как он описывал дальнейшее:

Меня вызвали в Кремль в приемную Сталина, где секретарь Сталина Поскребышев сказал: «Бери бумагу, карандаш, садись за стол и пиши список необходимого тебе для того, чтобы в кратчайшие сроки запустить производство на новом месте». Я сел за стол и начал писать все, что приходило в голову необходимого на новом месте в чистом поле. Начиная от рукавиц, лопат, гвоздей и стройматериалов до электрических проводов, трансформаторов и оборудования. Писал я с 10 утра до 4 часов дня. Потом отдал список Поскребышеву.

После отправления эшелона с вывозимыми станками и людьми в район Челябинска на каждой остановке ко мне подбегал начальник станции с пачкой телеграмм: «В Ваш адрес отгружено…» И начинал перечислять то из моего списка, что должно быть загружено в мой эшелон именно на этой станции. К моменту прибытия в Челябинск в эшелоне было все, что я написал в приемной Сталина.

Государственная машина работала, как часы. Одной подписи Сталина хватало, чтобы большое количество инстанций и предприятий слаженно и вовремя делали то, что требовалось в тот момент. И прибывший эшелон с эвакуированным заводом потому мог так быстро давать нужную фронту продукцию, что был уже по дороге максимально обеспечен, а не потому, что за рабочими стояли работники НКВД с наганами в руках. Между прочим, рассказ М. Т. Деева заканчивается следующими словами: «А сейчас развели наши чиновники такую бюрократию, что мне, чтобы получить персональную “Волгу” пришлось собрать семьдесят восемь подписей, включая подпись Косыгина»[632].

Не менее любопытен рассказ Александра Голованова, который получил приказ Сталина перевести штаб дивизии в Москву, потому что слишком много времени уходило на поездки к Верховному для получения заданий. Но для переезда, как известно, нужно помещение, куда переезжать. Сталин подошел к вертушке, позвонил генералу Хрулеву, отвечавшему за тыл и о котором мы уже упоминали в этой книге. За размещением Голованов к нему и направился.

Выйдя от Сталина и уточнив, где находится штаб Андрея Васильевича, отправился к нему. Я знал его только по телефонным звонкам и никогда не видел. Войдя в кабинет, увидел очень подвижного, энергичного человека, который с первых же слов располагал к себе. Считая, что нужно получить жилье в Москве лично мне, он спросил о составе моей семьи, но узнав, что нужно перевести весь штаб, вызвал двух товарищей, оделся и предложил ехать с ним. Объехали мы множество всяких зданий. Наиболее подходило помещение Военно-воздушной академии имени H. Е. Жуковского, расположенное непосредственно у Центрального аэродрома, что давало возможность быстро, оперативно связываться с частями дивизии, но оно было занято. Посетовав, я просил подыскать помещение ближе к аэродрому.