В итоге примас добился права контролировать издательскую политику польской версии «Оссерваторе романо» (которая в виде ежемесячника была запущена в апреле 1980 года), а что касается папского представителя, то епископат устами своего секретаря Домбровского, ездившего в Рим в мае 1980 года, сумел убедить понтифика отложить вопрос[661].

* * *

Между тем Войтыле пришлось иметь дело с куда более непредсказуемым епископатом — итальянским. Поскольку римский папа по определению — еще и епископ Рима, он автоматически становится примасом Италии (подобно тому, как сан гнезненского архиепископа автоматически влечет за собой звание примаса Польши). Однако Войтыла не был итальянцем и очень поверхностно разбирался тонкостях управления местным клиром, не говоря уже об отсутствии опыта руководства епископатом вообще. Перед глазами он имел лишь пример Вышиньского, но Польша — не Италия, на Апеннинах духовенство не воевало с правительством, а сотрудничало с ним.

Первое, что бросилось в глаза Войтыле, когда он пригляделся к итальянским реалиям — достаточно ровное отношение жителей к религии. Влияние церкви и католических организаций падало, а духовенство взирало на это с необъяснимой для папы-славянина беспечностью. Вдобавок повис вопрос с назначением председателя конференции итальянского епископата, ибо прежний глава, кардинал из Болоньи Антонио Пома, уже давно просил об отставке. Войтыла не воспользовался случаем, чтобы утвердить свою власть. Вместо этого он положился на выбор итальянских иерархов, которые в большинстве высказались за туринского архиепископа Анастасио Балестреро. Иоанн Павел II наверняка не без удовольствия принял этот выбор, так как Балестреро принадлежал к его любимому монашескому ордену босых кармелитов.

Однако вскоре выяснилось, что они с туринским архипастырем по-разному смотрят на местный католицизм. Войтыла сразу и безоговорочно поддержал консервативную организацию «Общение и освобождение» (Comunione e Liberazione, CL), которая в семидесятые годы яростно агитировала за запрет разводов и боролась с коммунистами, не брезгуя насилием: драки с марксистской молодежью у ее членов были в порядке вещей. Основатель движения Луиджи Джуссани не скрывал, что его идеалом было Средневековье. Политическое влияние CL, особенно в среде христианских демократов, заставляло подозревать в ней могущественную структуру, всюду пустившую свои щупальца. Некоторые открыто величали ее сектой. Войтыле, однако, эти люди импонировали преданностью делу церкви и христианизаторским порывом, так милым его сердцу. Кажется, он вообще не интересовался, к какому флангу католичества примыкает та или иная организация, лишь бы она приобщала народ к учению Христа. Наряду с CL он поддерживал и их антагонистов из общины святого Эгидия, делавших упор на работу с бедняками и экуменическую деятельность за рубежом. Ведь все они выполняли общее дело — несли в массы слово Христово[662].

По той же причине в конце ноября 1982 года он присвоил статус персональной прелатуры организации «Опус Деи» («Божье дело»), хотя это решение вызвало критику даже со стороны части римской курии и ряда епископов. Войтыла же, не смущаясь такой реакцией, в начале декабря 1984 года еще и назначил одного из членов этой организации, испанца Хоакино Наварро-Вальса (президента Ассоциации иностранной прессы в Италии), своим пресс-секретарем — между прочим, первого мирянина на данном посту[663].

Основанный в Мадриде 2 октября 1928 года «Опус Деи» после войны повсеместно обвиняли в реакционности, близости к франкистам и закрытости, больше того — в формировании среди образованных католиков этакой пятой колонны в церкви. Понтифик же с подачи Дескура, который дружил с руководителем организации Альваро дель Портильо[664], увидел в ней другое — освящение повседневной работы и воплощение того тезиса, который в свое время изменил жизнь Тырановского: «Святым стать легко». Святым стать легко! Главное — давать личный пример беспорочной жизни. Для этого даже не надо надевать рясу, достаточно истово молиться, исполнять все обряды и хорошо делать свою работу. Разве не к тому же призывали священники-рабочие, да и Второй Ватиканский собор?

Правда, решения собора в этой области забуксовали, но Иоанн Павел II вдохнул в них вторую жизнь, когда в октябре 1987 года созвал синод епископов для обсуждения проблемы апостольства мирян. В ходе синода он беатифицировал и даже канонизировал целый ряд светских подвижников, а в конце декабря 1988 года обнародовал послание Christifideles laici («Верные во Христе миряне»), в котором объявил, что любой человек может нести миссию христианизации не хуже священника, достаточно давать пример беспорочной жизни и следовать заповедям. Таким образом понтифик окончательно поставил крест на прежней, монархической модели костела, где римский папа выполнял функции царя, епископы представляли собой аристократию, священники и монахи — дворян, а паства играла роль крестьянства, чей удел — послушание и содержание своих господ. Иоанн Павел II восстал против такого понимания роли обычных верующих[665]. Весь свой понтификат он будет неустанно подстегивать общественные организации католиков, а 30 мая 1998 года, в канун Пятидесятницы, проведет в Риме, так сказать, генеральный смотр харизматических движений со всего мира, сравнив этот съезд с благовествованием архангела Гавриила: «Святой Дух сегодня с нами! Он оживляет столь необычайное переживание церковного общения».

«Опус Деи» в этом смысле предвосхитил идеи собора, начав воплощать их еще до войны. В отличие от CL «Опус Деи» — не общественно-политическая структура, своим членам он предъявляет сугубо моральные и дисциплинарные требования. Основатель организации, Хосемария Эскрива, говорил: «Христианину, трудящемуся в миру, пристало избегать соблазна двойной жизни… по одну сторону — жизнь внутренняя, связь с Богом, по другую, совсем отдельно — профессиональная, социальная, семейная, где толпятся и кишат мелкие земные дела. Нет, дети мои! Мы так жить не можем. Мы — христиане, а не шизофреники. Жизнь — одна, ее мы и должны освятить, наполнить Богом и плоть и дух»[666]. Жить по заветам Христа и апостолов — разве не за то же ратовал Иоанн Павел II?

Придав «Опус Деи» статус персональной прелатуры, Иоанн Павел II как бы создал глобальную экстерриториальную епархию, не зависящую от границ государств и диоцезов. Именно этим будут недовольны епископы, которые утратят таким образом контроль над частью своей паствы, принадлежащей к «Опус Деи»[667].