Зажмурившаяся Танька почувствовала, как когтистые лапы на ее руке разжались – один из охранников исчез. Зато второй вцепился в Таньку обеими лапами и, кажется, даже ногами обхватил, пытаясь удержаться на месте…

– Не фиг обниматься, твой пятачок не в моем вкусе! – пропыхтела под навалившейся на нее тяжестью Танька и врезала свободной рукой. Судя по тому, как чвякнуло – как раз черту в пятак. Она не видела, но чувствовала – кулак полыхнул зеленым огнем. Навалившаяся на нее тяжесть исчезла. Короткий вопль, свист разрезаемого воздуха… Освободившаяся Танька выпрямилась и, перекрывая нарастающий грозный вой вихря, закричала:

– Богда-а-ан!

Богдан нырнул вперед… один из держащих его чертей перелетел ему через спину… и больше не вернулся. Мальчишка слепо лягнул ногой, перекатился по земле… больше его не держал никто.

– Танька-а-а! – заорал он.

– Богда-а-ан! – ответил Танькин голос.

Не открывая глаз и вытянув руки, он шагнул на голос… еще… еще… бушующий над берегами ручья ветер толкнул его назад, вбок, вцепился в куртку, поволок…

– Танька! – слепо бросаясь невесть куда, закричал мальчишка… и его шарящие пальцы наткнулись на другие, сильные и горячие, хорошо знакомые девчоночьи пальцы…

– Богдан!

– Я здесь! Я с тобой! – Он рванул Таньку к себе, сгреб в охапку и, накрывая ее своим телом, повалился вместе с ней, всем весом прижимая девочку к земле. Бешено расхохотавшийся ветер пронесся над его спиной, растрепал волосы и смерчем закрутился по поляне.

Орущие черти один за другим исчезали в пламени. Опираясь на трость, пришелец стоял недвижимо, и разноцветные лучи разлетались от его темной фигуры, веером расходясь по берегам ручья.

– Тео-о! – завопил у самого Иркиного уха мамин голос. – Нет! Не улетай! Не оставляй меня! Тео! – крик вдруг перешел в отчаянный визг. – Пусти! Пусти! Куда ты меня тащишь! Я не хочу туда! Ирка-а-а! Помоги-и-и!

И этот вопль наконец отлепил Ирку от дерева. Не открывая глаз, на слух, Ирка прыгнула вперед, но ее пальцы лишь схватили пустоту.

– Ирка-а-а! – где-то совсем близко закричала мама.

Ирка прыгнула снова, и снова пальцы сомкнулись на воздухе. Она приоткрыла глаза – чуть-чуть, глядя сквозь ресницы. Безумство мечущихся вокруг лучей ослепило ее, она почувствовала, как мутится в голове и ее начинает волочь куда-то с неодолимой силой…

– Ирка-а-а!

Мама и Тео висели в воздухе. Копыта черта уже скрылись в пламени врат, но его когтистые лапы мертвой хваткой вцепились маме в плечи, пытаясь удержаться. Но волокущая Тео сила сантиметр за сантиметром затаскивала его в ворота – вот погрузились колени, вот голени, вот он исчез по пояс… и все ближе к огню оказывалась мама. Пламя дышало ей в лицо, скручивая в спирали тлеющие волосы.

Ирка крепко зажмурилась – и перекинулась. Громадная черная борзая взмахнула крыльями… и рухнула Тео на голову. Бьющее из ворот неистовое пламя опалило бок, но здоровенные челюсти уже щелкнули, начисто перекусывая вцепившиеся в маму лапы Тео.

Черт заорал, дергая лишившимися кистей лапами и разбрызгивая во все стороны черную кровь, канул в огонь. Словно эхо, мама ответила на его крик – ее завертело в воздухе. Свалившаяся сверху крылатая борзая вцепилась клыками в воротник ее шубки и, яростно работая крыльями, потащила прочь от тянущихся языков пламени. На мгновение они зависли в воздухе, и не ясно было, кто победит – сила Хортицы или притяжение огненных врат. Пламя выплескивалось из проема, дышало убийственным жаром и словно само подбиралось все ближе… ближе… Зарычав, Хортица выгнулась назад, крылья забили еще сильнее, но чувствовалось, что она теряет силы…

Последние визжащие и брыкающиеся черти просвистели мимо них.

Грозно ревущий над ручьем ветер стих. Разбегающиеся веером лучи еще шарили по берегам, словно выискивая что-то, потом затрещали и погасли. Пламя ворот взвилось с грозным гулом, и каменные створки с грохотом сомкнулись, точно захлопнулась пасть нажравшегося динозавра. Вспыхнули письмена на белой и одновременно черной скале, и та канула в землю, как в воду, не оставив и следа.

Выжженное дно ручья несколько мгновений зияло спекшейся галькой, пока хлынувшая по течению вода не покрыла почерневшие от жара камешки. Ручей снова зажурчал.

Гигантская борзая вместе с зажатой в зубах женщиной кубарем покатилась по пересушенной земле.

Мама увидела нависающую над ней обеспокоенную собачью морду с оскаленными клыками и свешенной на сторону алой тряпочкой языка, снова завизжала и потеряла сознание.

– Как думаешь, все? – не открывая глаз, шепотом спросила Танька, вслушиваясь в навалившуюся тишину.

– Не знаю, – также шепотом ответил Богдан. – Сейчас посмотрю.

– Осторожней!

Но Богдан уже поднял голову. Перед самым его носом, высохшая и скукожившаяся, точно у мумии, валялась начисто откушенная лапа черта. Чуть дальше лежала еще одна такая же…

Ирка держала на коленях потерявшую сознание маму. Рядом опустился похожий на Киану Ривза черноволосый незнакомец и щупал пульс у Иркиной мамы. Его трость лежала на земле, а на носу красовались глухие темные очки.

– Пульс есть, дыхание нормальное. Обыкновенный обморок от страха. Скоро очнется, – сказал незнакомец, поднимаясь с колен.

– Она испугалась меня, – глухо сказала Ирка. – Чертей не боялась, а меня…

– Я тебя иногда тоже боюсь, – захрустела под шагами земля, и Танька с Богданом остановились у Ирки за спиной. – Ты как умудрилась это все провернуть, хитрая ведьма? – спросил Богдан, широким жестом обводя опустевший бережок.

– Отправила письмо с пауком, как мне и предлагали, – кивая на незнакомца, пожала плечами Ирка. Подумала и добавила: – Труднее всего было написать на такой маленькой бумажке, чтоб паук мог ее дотащить.

– Пауки знают дорогу к вратам Пекла, – тихо сказал незнакомец. – Некоторые люди тоже… Но пауков проще найти.

– Это святой Касьян, – кивая на него, равнодушно сказала Ирка. Словно ежедневно представляла друзьям бессмертного стража на вратах ада. – Мы с ним двадцать девятого февраля познакомились – он тут у нас в отпуске был. Только тогда он выглядел немножко постарше.

– Молодым мне приходится быть постоянно. Что-то вроде… служебного мундира, – оглядывая свое тело, сказал святой Касьян. – И святой из меня никудышный, дорогая барышня, с моей-то работой! Я не братец Петр, который врата рая сторожит. Встречает там милых, приятных людей… У меня, сами понимаете, своеобразный контингент – и захочешь святым остаться, не получится. Кстати, насчет той истории, что рассказывают ваши скоморохи – про меня и святого Николая. У нас тогда был крупный побег из Пекла, я вел преследование – как вы думаете, имел я право тратить время на того мужика и его телегу? А уж раздули-то, раздули… – Касьян скривился, и видно было, что он серьезно обижен.