– Значит, вы вроде полицейского по чертям? – восторженно разглядывая стража Пекла, спросила Танька.

Касьян отбросил с высокого лба романтическую черную прядь и кивнул:

– Я и полицейский, и тюремщик, и суд.

– И все один? – слегка неприязненно поинтересовался Богдан.

– Нет, конечно! – пожал плечами святой Касьян. – Я от Врат почти не отлучаюсь, разве что на такие масштабные вызовы, как сегодня…

– Да и туда являетесь вместе со своими Воротами, – вспоминая ушедшую под землю жуткую бело-черную скалу, буркнул Богдан.

По строгим губам Касьяна скользнула мимолетная улыбка, он едва заметно кивнул.

– Один бы я, безусловно, не справился. Поэтому я всегда рад познакомиться с людьми, которые со мной работают, – сказал он… и протянул Богдану руку.

– Что-то я не помню, когда мы поступили к вам на работу, – удивленно спросил Богдан, но протянутую руку все же пожал.

– А вот как я получил первого черта, аккуратно перевязанного электрическим кабелем, так всю вашу троицу к нам и зачислил! – весело ответил Касьян. – Даже приходил к Ирочке познакомиться, всегда стараюсь в отпуске встретиться с кем-то из своих. В Касьяново воинство не принимают перед строем и под барабанный бой, – вдруг сменив тон на очень серьезный, сказал он. – Касьяново воинство не приносит присяги, нам не дают званий и никогда не вручают наград. Касьяновы воины сами решают, когда им вступать в бой, как сражаться, и карать или миловать побежденных. Касьянов воин сам себе солдат, генерал и полевая кухня. Ты перестаешь быть Касьяновым воином, если перестанешь сражаться – или умрешь. – Святой Касьян коротко, по-военному кивнул стоящей перед ним троице и сделал шаг в сторону, давая понять, что собирается уходить.

– Своей предшественнице все-таки передайте от меня привет, милая барышня, – повернулся он к Ирке. – А то неловко может выйти – еще подумает, я про нее забыл!

– Но я же говорила вам… Я не знаю ее! – покачала головой Ирка.

– Как это может быть? Она же вас воспитывала! – Пришла пора удивляться Касьяну.

– Вы имеете в виду бабушку Елизавету Григорьевну? – вскинулась Ирка.

Но Касьян только дернул плечом.

– Имен много – суть одна, – ответил он. Поглядел на всех троих долгим взглядом, будто хотел запомнить на всю заполненную багровым адским пламенем вечность, и тихо сказал: – Ave, Касьяново воинство! – Повернулся, шагнул туда, где еще недавно стояли разверстые врата Пекла, и исчез, точно прыгнул в омут. Лишь круги побежали по земле, словно по воде от канувшего тяжелого камня. И стихли.

– Ave, Иоанн Кассиан Римлянин! – прошептала ему вслед Ирка. – Римский офицер… Первый в Европе монах… Бессменный страж Пекельных врат…

Танька вдруг звучно шморгнула носом и разревелась, уткнув лицо в ладони.

– Эй-эй, ты чего? – кинулся к ней испуганный Богдан.

– Мне его жа-алко! Кассиана! – проревела Танька. – Он такой… красивый! Такой… несчастный!

– Да чего несчастный-то, чего несчастный? – возмутился Богдан. – Ты же слышала, все в Касьяновом воинстве сами выбирают, значит, и он тоже! Он же добровольно!

– Да-а! – продолжала рыдать Танька. – Он такой хоро-оший!

– Вот еще со стражем Пекельных врат мне тягаться не хватало! – гаркнул Богдан. – А ну, пошли домой!

Ирка кивнула, подхватила с земли бесчувственную маму, с некоторым трудом закинула ее на плечо и, сгибаясь под тяжестью тела, полезла вверх по тропинке к своему дому.

– Ну ты, Ирка, и актриса! – карабкаясь за ней, ворчал Богдан. – А кричала-то, а плакала… Не могла хоть как-то предупредить, что у тебя план есть, а то мы с Танькой уже полные штаны наложили.

– С моими штанами все в порядке, – отрезала Танька. – И как бы, по-твоему, она предупредила, если должна была во всем повиноваться этой… маме своей… – И Танька с настоящей ненавистью поглядела на висящее поперек Иркиного плеча тело.

– Вы не думайте… – торопливо сказала Ирка, оглядываясь на ребят. – Мама не собиралась меня отдавать!

И поняла, что ей не верят – такие скептические у Богдана и Таньки стали морды.

– Правда! – вскричала Ирка. – Ее опоили! Тео дал ей выпить какого-то чертового зелья… – О том, что заклятье подчинения наученная Тео мама кинула на Ирку много раньше, она промолчала.

Богдан хотел что-то сказать, даже рот открыл, но Танька сильно ткнула его в спину и с деланым безразличием кивнула:

– Может быть… Но теперь она знает, как заставить тебя подчиняться. Что, весь следующий месяц будем ее с завязанным ртом держать, пока тебе тринадцать не исполнится?

– Посмотрим… – неопределенно ответила Ирка и потащила маму дальше.

Они вошли в калитку Иркиного дома.

Послышалось слабое «мур-р-р», и из темноты навстречу Ирке, ковыляя, вышел кот. В глубине двора негромко мемекнула лежащая прямо в снегу под деревьями коза.

– Живые! Оба! Не добили, черти, за мной побежали, – обессиленно прислоняясь к столбику калитки, выдохнула Ирка. – А я думала, вас… – Она не закончила, только шмыгнула носом – благодарно и одновременно виновато.

– Мур! – сказал кот, надменно задирая голову и хвост – дескать, нас так просто не возьмешь, мы сами любых чертей… Тут лапы у него подогнулись, и он бессильно распластался на дорожке.

– Я займусь зверьем, – поднимая кота на руки, решительно сказала Танька.

– А я маму в спальню отнесу, – бросая извиняющийся взгляд на кота, сказала Ирка. Кот и коза пытались спасти Ирку – их ранами ей бы и заниматься… Но не бросать же маму в снег прямо посреди двора! Кота и козу Ирка потом поблагодарит. Сколько рыбы и сметаны надо на полноценную благодарность коту, она примерно знала, а вот как быть с козой?

Ирка ногой открыла дверь, втащила маму в комнату и опустила на кровать. Мама негромко застонала и широко распахнула глаза, безумным взором уставившись на склонившуюся над ней Ирку. И дом огласил душераздирающий визг.

– Мама, не надо, все хорошо, не кричи! – сама закричала Ирка, пытаясь схватить маму за руки. Но та только билась на кровати и размахивала руками, словно пытаясь отогнать от себя нечто страшное, невыносимое… – Мама, да, Тео – черт, ты это увидела, это ужасно, но я все понимаю, мама, тебя опоили, тебя заставили, ты не хотела меня отдавать, Тео заморочил тебе голову, конечно, он же черт, они умеют, но все уже хорошо, мама, мы избавились от него, он провалился в Пекло, раз и навсегда, он никогда больше не вернется…

– Мой муж – черт, муж – черт! – сквозь мамин визг наконец прорвались членораздельные слова. – Я вышла замуж за черта, муж – черт, а дочь… – И мама выпалила: – Моя дочь – чудовище!

Ирка отпустила ее и в ужасе отпрянула. А мама все продолжала кричать ей в лицо:

– Я видела, видела! Ты превратилась в такое… такое… Моя дочь – монстр! Страшный монстр! Тебя надо было отдать этому черту, вы с ним одинаковые, тебе среди них самое место!