Я охотно хотел бы еще добавить надежные сведения, касающиеся того, когда и в результате какого особого влияния у Доры была подавлена мастурбация. Но незавершенность анализа вынуждает меня представить здесь лишь фрагментарный материал. Мы уже слышали, что ее недержание мочи продержалось почти вплоть до первого заболевания диспноэ. Единственное, что она смогла сказать для прояснения этого, было то, что тогда папа в первый раз после своего выздоровления был в отъезде. В этом сохранившемся кусочке воспоминания должны быть намеки на отношение к этиологии диспноэ. Теперь в проявлении симптоматических действий и ввиду еще некоторых других признаков у меня были хорошие основания подозревать, что ребенок, чья спальня находилась рядом с родительской, подслушал одно из ночных посещений отцом своей жены и слышал пыхтение при коитусе и без того страдающего одышкой мужчины. В таких случаях дети, хотя и смутно, рассматривают сексуальное как какие-то жуткие шорохи. Движения для проявления сексуального возбуждения, конечно же, находятся у них наготове в качестве прирожденного механизма. То, что диспноэ и сердцебиение при истерии и неврозе страха являются лишь выхваченными частями из процесса коитуса, я пояснил еще годы назад. Во многих же случаях, подобных Дориному, я смог объяснить симптом диспноэ, нервную астму, наличием одной и той же причины – подслушиванием сексуального сношения взрослых. Под влиянием появившегося тогда совозбуждения, вполне вероятно, мог наступить перелом в сексуальности малышки, который заместил мастурбационную склонность склонностью к страху. Некоторое время спустя, когда отец отсутствовал и влюбленный ребенок выдумывал себе самые разные страсти, то старое впечатление повторилось заново в виде астматического припадка. Из сохранившихся в памяти поводов к этому заболеванию еще можно обнаружить наполненный страхом ассоциативный поток мыслей, сопровождавших этот припадок. Впервые припадок появился после того, как она переутомилась после хождения по горам, вероятно даже ощутив реальную небольшую одышку. К нему позднее добавилась еще и идея, что отцу запрещен подъем в горы, что он не должен переутомляться, так как его надолго не хватит, затем то воспоминание, когда он в одну из ночей у мамы затратил такие чрезмерные усилия, не повредили ли они ему, затем забота о том, не переусердствовала ли она с мастурбацией, ведущей одновременно к сексуальному оргазму и к незначительному вначале диспноэ, а позднее усиливающемуся нарастанию диспноэ вплоть до закрепления в виде симптома. Часть этого материала я смог получить в самом анализе, другую же часть я должен был дополнить. При установлении факта наличия мастурбации мы обнаружили, что какой-либо материал для определенной темы появляется лишь по кусочкам в различное время и в различных отношениях[123].

Теперь возникает целый ряд важнейших вопросов по этиологии истерии. Можно ли рассматривать случай Доры как типичный для этиологии, выявляет ли он единственную возможность причинной связи и т. д. Но я думаю, что я совершенно прав в том, что оставляю все эти вопросы без ответа до сообщения большего числа подобно проанализированных случаев. Кроме того, я вообще должен исправить такую постановку вопроса. Вместо того чтобы ответить здесь просто «да» или «нет» на вопрос, искать ли этиологию нашего клинического случая в детской мастурбации, я вначале проясню понятие этиологии для психоневрозов. Точка зрения, исходя из которой я мог бы отвечать, оказалась бы существенно отличной от точки зрения, исходя из которой ставится мне такой вопрос. Для нашего случая будет достаточно уже того, если мы просто убедимся, что здесь явно присутствует и доказуема детская мастурбация, что она не может быть чем-то случайным и безразличным для появления этой болезни[124]. Еще лучшее понимание симптомов Доры сулит нам возможность кропотливого выяснения значения Fluor albus, в заболевании которым она призналась. Слово «катар», которым мы научились называть ее недуг, после того как подобное страдание матери сделало необходимым Франценсбад, является опять же еще одной «сменой». Посредством нее целому ряду мыслей, связанных с обвинением отца в заражении болезнью, открывается доступ к новому проявлению посредством симптома кашля. Этот кашель, который, конечно, изначально произошел от незначительного реального катара, был, помимо того, подражанием обремененному таким же легочным недугом отцу, а кроме того, давал этим еще и возможность проявиться ее состраданию и заботе. Одновременно кашель выкрикивал в мир то, что, возможно, тогда она еще не осознавала: «Я папина дочка. У меня такой же катар, как у него. Он сделал меня больной тем же самым способом, что и маму. От него у меня нехорошие страсти, которые наказываются посредством болезни».