И почему такую ярость вызывают три молодых идиота, что выплясывают перед Шаунарой, норовя пихнуть друг друга то плечом, то локтем? Одного из них Айрунги знал. До сих пор в ушах стоит его вопль: «Дура! Ведьма!» А теперь вон как грудь выпятил – словно племенной бык!

– Будет драка, – послышался за плечом голос Юнфанни.

Айрунги заставил себя обернуться к трактирщице.

– С ней всегда так, – осуждающе глянула мимо него женщина. – Как праздник, так за ней хвост из молодого дурачья. И мордобой, это уж как водится. Вот подарочек нам послал Морской Старец!

– Морской Старец? – заинтересовался Айрунги.

– А нам ее море вынесло, – охотно объяснила женщина. – На обломках «Летней грезы». Кто на борту был, все как есть погибли, одну Шаунару волны вышвырнули. Ей тогда было лет четырнадцать.

«Вот оно что, – подумал Айрунги, – вот почему она так отличается от здешних молодок...»

– А где она живет, раз одна на свете?

– Летом – нигде. Ночует, где ночь застанет: в пещере какой или под кустом. А зимой заходит в любой дом, как к себе.

– И не гонят? Добрый у вас народ.

– Пробовал кое-кто прогнать. На тех хозяев такие напасти посыпались, что они перед Шаунарой на коленях стояли, умоляли с дома порчу снять... Ага, вот! Ну, что я говорила?!

Музыканты еще наяривали плясовую, но вместо танцев гости растаскивали драчунов. Те выдирались из рук соседей, пытаясь дотянуться до соперника, закатить еще хоть оплеуху.

А ведьма с лучистыми глазами исчезла, даже не поинтересовавшись, кто из этих остолопов крепче отмутузит остальных.

Где она? Куда ушла? Почему-то это стало самым важным на свете.

С уст Айрунги сорвалось глухое проклятие. Он, такой расчетливый, циничный, хладнокровный, обезумел, как сопливый юнец! Себе не солжешь: он хотел эту девушку! Сейчас же! Каждое мгновение без нее было мукой!

Чудеса загадочной ночи продолжались. Айрунги обнаружил, что идет куда-то, оставив за спиной костер, музыку и крики. И перевернутый бочонок, с которого так удобно было развлекаться лицезрением чужой глупости.

А теперь собственная глупость вела его сквозь бархатную ночь, мимо древних растрескавшихся скал, в пряном аромате ночных цветов, заглушавшем вездесущий запах моря.

Куда он тащится, зачем? Похоже, наливка из терновых ягод крепче, чем показалось сначала. Другого объяснения быть не может!

Тем не менее Айрунги упрямо брел во мрак. И не удивился, когда ночь, раскрывшись, как цветок лунносветки, плеснула ему навстречу женский голос – низкий, бархатистый, богатый оттенками.

Морю завидуй, земля!

Встал рулевой у руля.

Не разглядеть корабля

В зорях кровавых.

Там над волной штормовой

Пена вскипит за кормой —

Властно поманит рукой

Дори-а-дау...

Заслушавшись, Айрунги оступился. Под сапогом хлюпнула вода. Родник! Значит, темная стена впереди – это поросший вереском склон. «Садик ведьмы»! Не удивляясь, словно во сне, Айрунги начал карабкаться наверх по узкой тропе. А песня все звучала. Не для него – для моря. Для луны. Для шепчущихся трав.

Снова в далеких морях

Канут на дно якоря.

Ищет удачи моряк,

Воины – славы...

А за туманною мглой

Женщины молят с тоской:

«Дай им вернуться домой,

Дори-а-дау!

Что тебе в мертвых зрачках,

В окостеневших руках,

Что оплетают в песках

Донные травы?

Звезды одна за другой

Гаснут в пучине морской —

Вот твой улов золотой,

Дори-а-дау!..»

«Дори-а-дау...» – прошумел вереск под ночным ветром.

«Дори-а-дау...» – отозвалось из-за скал невидимое море.

Возле серого валуна был разложен костерок. Огонь бросал красные отсветы на лицо сидящей девушки, на руку, пересыпавшую сквозь пальцы горсть мелких камешков.

Она без удивления взглянула на пришельца, сделала приглашающий жест. Мужчина опустился в траву рядом с ней, недоумевая, как удалось ему отыскать «садик». Огонь снизу не виден, песня послышалась только что... как же он брел в этом лабиринте из скал и кустов? Ведь не искал дорогу, просто брел наугад. И мысли были только об этой девушке.

Но сейчас она совсем не такая, как на берегу. Волосы лежат неподвижной бронзовой волной, лицо серьезное и какое-то окаменевшее. Да что с ней? Взгляд устремлен мимо нежданного гостя... с губ сорвался короткий смешок...

Айрунги хотел начать бойкую болтовню о празднике, который потерял прелесть, когда с него удалилась первая красавица Эрниди. (Вести такие беседы он умел без запинки: главное – говорить о самой женщине и соблюдать правильные пропорции между лестью и шутками.) Но тут ветер переменился, бросил в лицо Айрунги дым костерка. Тягучий запах, который ни с чем не спутаешь, заставил веселые словечки застрять в горле.

Встревоженно потянулся он к девушке, отнюдь не любезно взял ее за плечо, властно развернул лицом к себе. Вгляделся в расширенные зрачки и вздрогнул от отвращения.

– Зачем? – с болью спросил он. – Зачем этой дряни в огонь напихала, безмозглое ты существо? Знаешь, что с тобой станет, если будешь часто таким дымком дышать?

– Знаю, – отозвалась Шаунара странным голосом – низким, хрипловатым, почти мужским. – Но это нужно...

– Многоликая тебя учит таким пакостям? Кому нужны эти сволочные наррабанские выдумки? Это же яд, понимаешь, яд! Ради короткого удовольствия...

– Не ради удовольствия, – монотонно проговорила Шаунара. Тонкие ноздри чутко дрогнули. – Мир не такой, как всегда... накренился, перекосился. Я должна узнать, увидеть...

– Ты эту отраву глубже вдохни – еще не так мир перекосится... – начал Айрунги и замолчал. На память пришли легенды о пророчицах, которые, надышавшись ядовитыми испарениями, прозревали прошлое и грядущее. Может быть, в преданиях есть хоть маковое зернышко истины?

Интерес ученого взял верх над желанием мужчины.

– И что ты увидела?

– Беду.

– Так... коротко и неясно. Ты про убийства детей?

– Нет. Это тоже беда, но здешняя. Это зло само себя истребит, как змея, что кусает свой хвост. К Эрниди приближается враг пострашнее. Он уже ступил одной ногой на берег.

Мороз пробежал по коже Айрунги. Не лицо было перед ним, а лик. Казалось, эти застывшие громадные глаза с расширившимися зрачками принадлежат демону безлунной ночи.

– Может погибнуть все живое на острове. Может уйти в пучину сам остров. Может разлететься в клочья весь мир. Во многом это зависит от того, чью сторону примешь ты, Айрунги Журавлиный Крик.

– Лестно... – хотел съехидничать мужчина, но с первого слова почувствовал, как предательски подрагивают губы, и замолчал.