Сил – не было!

Представьте, легко ли топать по снегу, тащить на себе велосипед, тащить двоих… ладно, даже троих детей! Ладно еще, Топыч не жалуется! Но двое мелких-то?

Им хоть и было страшно, но страх у маленьких детей быстро проходит. А вот любопытство и желание куда-то влезть остаются. А тут…

Сиди себе на велике, и деваться некуда…

Идти пешком не дают – медленно, будешь всех задерживать. Спать сложновато…

А еще приходится стеречься… Яна не боялась бы, будь она одна. Ни минуты.

Стрелять она собиралась, как на диком, диком Западе, без предупреждения и наповал. А что – церемониться?

Ей своя жизнь дороже, чем сорок бандитских!

Но – дети!

Шальная пуля потому и шальная, что летит, не разбирая дороги. Яна не простила бы себе смерти малышей. Ни одного…

Приходилось идти медленно, проселками, перелесками… и то хорошо, что самую опасную банду они, кажется, выбили, а новой сволочи еще предстояло накопиться.

И все равно – тяжко.

Но вот он, Синедольск.

Что там говорила лесничиха? Яна бы и на смертном одре не забыла этого адреса.

Сухая улица, двенадцать. Сразу туда?

Яна прислушалась к себе. Хотите – верьте, хотите – нет, но… не хотелось! Вот не хотелось ей тащиться туда с детьми… почему? Гошка будет ревновать?

Она не могла себе ответить. Но детей хотелось сначала устроить и обогреть… а хотя бы!

Где там трактир «Ржаной хлеб»?

Найти трактир оказалось несложно. Язык до Киева доведет. А в сочетании с решительным видом и рукоятью револьвера, торчащей за поясом… когда тебе еще и врать побоятся – просто замечательно срабатывает. Полчаса ходьбы – и вот он, родимый. И дымок из трубы…

Яна решительно толкнула дверь. Огляделась.

Хм, ну что? Бедненько, но чистенько.

- Мелочь! Сюда! Хозяин!

Топыч послушно втащил в трактир сначала одного, а потом и второго ребенка. Сами они идти не могли – мешали тулупы. Зато не замерзли в дороге.

Хозяин себя тоже долго ждать не заставил. Воздвигся перед Яной, что та осадная башня, здоровущий такой мужчина, с плечами не про всякую дверь. Но девушка стесняться или смущаться не стала.

- Добрый день, жом.

- Добрый, жама.

- Постояльцев принимаете?

Трактирщик оглядел компанию – и лицо его, похожее на вырубленный из дерева лик, чуточку смягчилось.

- Ваши дети?

- Я за них отвечаю, - коротко ответила Яна. – так что насчет постояльцев, жом Матвей?

- Знаете меня,, жама? А я вас, что-то и не припомню.

- И не припомните. Вас Мария, жена лесника Савватея из Алексеевки хорошо описала.

- Савватей… хм… невысокий такой, лысоватый? С бородой?

Яна пожала плечами.

- В глаза его не видела. Ни разу в жизни.

- Проходите, жама, да за стол присаживайтесь. Сейчас прикажу подать что погорячее вам и детям, там и поговорим. Вина?

- Детям молока, мне воды. Лучше горячей. Коровье молоко есть?

- Есть, жама.

- Вот и отлично. Если еще и с ложечкой меда?

- Найдется, как не быть, жама.

- Ждем.

Яна послушно уселась за стол, выскобленный до блеска, и потихоньку огляделась по сторонам.

Народу – человека три. Все тихо, чинно, спокойно… чего это стоит в наши дни? Вот сейчас, в разгар Освобождения?

Невероятно.

Но кажется, здесь спокойно. И крестьяне люди основательные, и Савватей, походу, не стал бы абы кому доверять… Ладно. Сейчас еще присмотримся.

Каша гречневая. С мясом.

Молоко горячее с медом.

Все свеженькое, вкусное, Яна попробовала ложку и оценила. А малышня вообще набросилась на еду, как голодные волчата.

И понятно. Яна старалась, как могла, но не те у них условия и не те припасы.

Лично она ждала, попивала маленькими глоточками принесенную ей воду – горячую тоже, и смотрела по сторонам. На выбеленные стены, на свисающие с потолка связки лука-чеснока, на букеты из колосьев…

Матвей долго себя ждать не заставил. Подсел за стол.

- Вы не голодны, жама?

- У нас тут не сказка, - вздохнула Яна. – Чтобы сначала накормить-напоить, а потом уж и вопросы задавать.

- И то верно. Вы ведь не жама по рождению, так?

- Это сейчас важно?

Матвей пожал плечами.

- Если вы, жама, хотите от меня что-то услышать…

Мужчина многозначительно замолчал, но все было ясно и так. Яне открывать карты.

Девушка потерла переносицу. Ладно…

- Жом Матвей, я действительно родилась в благородной семье. Но… что вы знаете о семье Савватея? О торе Надежде?

- Для которой он дом покупал?

- Именно. Минутку, - вдруг сообразила Яна. – А вы ему этот дом посоветовали? По Сухой, двенадцать?

- Я.

- А я – мать его внука. По второй линии, если вы в курсе.

Трактирщик вздохнул.

- В курсе, да. От торы Нинель?

- Опять проверяете? Надежды Алексеевой.

Матвей кивнул уже спокойнее.

- Да. От торы Алексеевой…

- У Савватея сын – Илья. Он отец моего ребенка. Георгия.

- Вот оно что…

Яна кивнула.

- Алексеевка сожжена. Но Мария сказала мне, что ее муж уехал и увез внука. Моего сына!

- Савва заходил сюда… дней пятнадцать тому. Даже чуть больше. Черный весь был от горя… вот почему.

- Может, и потому, - согласилась Яна. – Он не говорил, что дальше делать будет?

- Домой собирался.

- Не доехал.

Матвей помолчал.

- А вы что будете делать, тора?

- Жама.

- А все ж?

- Можно у вас пока детей оставить? Они голодны, устали… да и дело уже к ночи.

Еще и поэтому Яна не отправилась сразу на Сухую улицу. И… себе-то уж сказать можно.

Ей было страшно.

А вдруг Гошка… ее ребенок, ее сын…

Иногда слишком хорошо знать историю тоже плохо. Что могло случиться с ее сыном в охваченном революционным пылом городе, Яна отлично представляла.

Сейчас она может об этом не думать.

Сейчас она может прятать от себя правду.