Однако сразу же к ним подошел парень помоложе и, преклонив колена, поднес Элиэль миску каши. Другой принес флягу воды. Один за другим мужчины опускались на колени, чтобы получить благословение божьего человека. За ними потянулись люди от других костров. Вскоре у ног почтенного паломника возвышалась груда снеди, достаточная для небольшого пиршества.

Каждый раз, когда Элиэль бросала на него взгляд, ее глаза раскрывались шире и шире. Эдвард хранил полную невозмутимость, словно ничего другого и не ожидал. Наконец он понял, чего от него ждут, и уселся, дав всем понять, что удовлетворен. На этом поток приношений иссяк. Он и так собрал достаточно провизии, чтобы накормить целый монастырь изголодавшихся монахов.

У него давно уже слюнки текли. Эдвард впился зубами в мясо, восхитительно вкусный теплый жир потек по подбородку. Про зубную боль он даже не вспомнил.

Телега Седобородого была доверху загружена чем-то напоминавшим мелкую синюю морковь. Не самый удобный трон. Эдвард кое-как угнездился на нем и, скрестив ноги и нахлобучив на голову шляпу, проделал путь до Филоби с максимально возможным комфортом. Стараясь хранить подобающий святому невозмутимый вид, он вцепился в свой посох и совсем не по-святому истекал потом под полуденным солнцем. Элиэль сидела рядом с возницей и, задравши нос, рассказывала ему что-то. Бог знает, чего она там ему наговорила. Пару раз Эдвард уловил в ее рассказе свое имя. Ее религиозные взгляды начинали казаться ему вполне терпимыми. Элиэль то и дело оборачивалась, чтобы что-то сказать Эдварду, но он редко понимал больше пары слов. «Мигафило» было одним из них.

Вскоре телега подъехала к еще одной речке. Одолев брод и пологий подъем на холм, они оказались в чистенькой деревушке. Тут и там виднелись чистенькие беленькие домики с красными черепичными крышами. Похоже, это и было то самое Филоби или «Мигафило», родина пророчества. Деревня состояла из нескольких узких улиц и полусотни домов. В воздухе стоял запах гари. Несколько домов сгорело – судя по всему, совсем недавно, поскольку восстановительные работы были в самом разгаре. На улицах толпилось больше народа, чем можно было ожидать в это время дня. Они не без интереса пялились на паломника в телеге.

Но вот глазам путников открылось куда более серьезное разрушение. За деревней высился небольшой конический холм, утыканный почерневшими древесными стволами. Когда телега подъехала ближе, Эдвард ощутил знакомые уже признаки виртуальности. Несмотря на жару, его пробрал озноб. Этот холм был еще одним узлом и священным местом. Должно быть, именно здесь появился на свет «Филобийский Завет», и теперь это место было уничтожено огнем. Среди обугленных стволов священной рощи тут и там виднелись почерневшие развалины зданий. Из рассказов Крейтона выходило, что этот хаос – дело рук Палаты, пытающейся разорвать цепочку. Удар здесь нанесли те же люди, что сеяли смерть в Ньягате. Убийцы его родителей. Враг, добивающийся его смерти.

Здесь их пути с Седобородым разошлись. Святой паломник царственно сошел с морковки. Ощущая себя полнейшим шарлатаном, Эдвард возложил ладонь с растопыренными пальцами на лоб мужчине. Должно быть, это считалось исключительной честью – когда старый грубиян поднялся на ноги, на его покрытых дорожной пылью щеках пролегли глубокие борозды от счастливых слез. Он бормотал слова благодарности, прижимая к груди соломенную шляпу.

Эдвард повернулся и бодро зашагал за своей маленькой провожатой. Он не видел ее лица и не знал, о чем она задумалась. Не похоже на Элиэль так долго хранить молчание.

Они шли по узкой улице, полной людей, и почти все кланялись ему. Несколько женщин упали на колени. Он отвечал ставшим уже привычным благословляющим жестом и видел, как светлеют лица.

Было во всем этом что-то странное! Его бледное лицо не так уж и отличало его от окружающих. Далеко не все встречные имели темные глаза или смуглую кожу. Он видел и каштановые, и рыжеватые волосы. Он видел карие глаза и серые глаза. Возможно, голубые глаза, как у него, – редкость, но не такая, чтобы служить причиной столь уж сверхъестественного почитания. По местным меркам рост его считался высоким, но опять же не каким-то необычайным. И главное, он же так молод. Почему тогда его наряд паломника вызывает у людей такое уважение? Или жители Филоби верой превосходят обитателей Руатвиля?

Нет, перемена произошла, когда он в роще встретился с Седобородым. Это противостояние добавило ему уверенности в себе. Это так. В то же время он понемногу начинал верить в свои самые дикие предположения.

Эдвард не мог обратиться за разъяснениями к Элиэль, ибо крутом были люди, а паломник не должен говорить. Даже за деревней им то и дело встречались группы путешественников – не успевали они разойтись с одной, как появлялась другая. Все направлялись на юг, и он не мог этого понять. Он-то шел не в ту сторону!

Не все встречные были крестьянами. Богато одетые люди разъезжали на быстроногих моа или в колясках, запряженных животными. Эти звери – ростом с пони – напоминали борзых. Многие из паломников носили цветные хламиды и балахоны, и Эдвард решил, что это жрецы и жрицы. Даже они встречали его знаками уважения: сложенными руками, прикосновениями ко лбу или груди. Он отвечал своим пятипалым благословением, и никто не объявил его самозванцем.

Путешественники заметно отличались от местных. Он видел кожу разного цвета, даже светлые волосы и глаза, не уступающие его голубизной. Один или два сошли бы за саксов или скандинавов. Другие скорее напоминали арабов или индусов. Да и одежда отличалась разнообразием: туники и мешковатые штаны вроде турецких шаровар, длинные рубахи, просто набедренные повязки. Мужчины встречались бородатые, чисто выбритые или усатые. Носы могли быть прямыми или крючковатыми, гонкими или мясистыми. Население Соседства представляло собой смешение европейских типов. Но это и понятно. Говорил же Крейтон, что большая часть европейских переходов связана с территорией, которую он назвал Вейлами. Разумеется, расовые черты будут близкими, если люди тысячелетиями перемещались в обе стороны.

Совершенно зачарованный, Эдвард шагал по пыльной дороге. Жара, пот и насекомые были помехами, но терпимыми. Он с любопытством разглядывал возделанные поля, изгороди, стада, дома. Многие деревья стояли на ковре из опавших лепестков – в Англии был август, но в Вейлах еще царила весна.

Навстречу им проехал верхом на моа отряд из шести вооруженных мужчин. Приблизившись, вожак выхватил меч. На мгновение мышцы Эдварда напряглись, но воин лишь отсалютовал ему клинком и проехал мимо.

Вдруг Элиэль, придержав шляпу, подняла голову и посмотрела на него. Ее лицо раскраснелось.

– Отдых? – взмолилась она. Девочка задыхалась, ее рубаха была мокрой от пота.

Эдвард был настолько поражен и растерян, что едва не нарушил свой обет молчания. Кивнув, он замедлил шаг, одновременно благословляя двоих встречных монахов. Элиэль доковыляла до ближнего клочка тени и рухнула на траву. Эдвард догнал ее, но уселся с большим достоинством. Он и забыл, что его ноги намного длиннее ее. Он же совершенно загонял бедняжку! Как он мог быть таким невнимательным! И почему она не остановила его раньше? Похоже, прошла не только зубная боль. Физические силы восстановились тоже.