– Ну, по крайней мере, логично, – заметила я. – Лора Библию знает.

– Да уж, – раздраженно сказала директриса. – Ради выгоды и Дьявол цитирует Священное Писание. Дальше Лора говорит, что

Бог обманывает, но не жульничает: он всегда посылает людям истинного пророка тоже, но того никто не слушает. Она считает, Бог – что-то вроде радиостанции, а мы плохие приемники. Я нахожу это сравнение, по меньшей мере, непочтительным.

– Лора не хотела быть непочтительной, – сказала я. – Во всяком случае, не по отношению к Богу.

На это директриса не обратила внимания.

– Дело даже не в том, что она убедительно спорит, она считает возможным задавать вопросы.

– Лора любит получать ответы, – сказала я. – Она любит ответы на важные вопросы. Полагаю, вы согласитесь, что вопросы о Боге – из их числа. Не понимаю, что в этом пагубного.

– Другие ученицы находят это пагубным. Они считают, что она… ну, воображает. Бросает вызов авторитетам.

– Как и Христос, – сказала я. – В его время некоторые так думали.

Директриса не прибегла к неопровержимому аргументу: что дозволено Христу, не дозволено шестнадцатилетней девчонке.

– Вы не совсем понимаете, – проговорила она, ломая руки. Я с интересом за ней наблюдала – никогда раньше такого не видела. – Ученицы находят её… они думают, что она забавна. Во всяком случае, некоторые. Другие считают, что она большевичка. А остальные – что она просто странная. Как бы то ни было, она вызывает нездоровый интерес.

Я начала понимать.

– Не думаю, что Лора хочет быть забавной, – заметила я.

– Но так трудно понять! – Мы помолчали, глядя друг на друга через стол. – У неё и последователи есть, – прибавила директриса не без зависти. Подождав, пока я переварю эту информацию, она продолжила: – И потом, у неё слишком много пропусков. Я понимаю, проблемы со здоровьем, но все же…

– Какие ещё проблемы? – удивилась я. – С Лорой все в порядке.

– Ну, она столько ходит к врачу, я решила…

– К какому врачу?

– Это не вы писали? – И она предъявила мне пачку писем. Я сразу же узнала свою бумагу. Потом просмотрела письма: я их не писала, но подпись стояла моя.

– Понятно, – сказала я, забирая пальто и сумочку. – Придется с Лорой поговорить. Спасибо, что уделили мне время. – И я пожала директрисе кончики пальцев. Было ясно без слов, что Лору из школы придется забрать.

– Мы так старались. – Бедняжка чуть не рыдала. Еще одна мисс Вивисекция. Рабочая лошадка. Благие намерения и никакого толку. Лоре не чета.

Вечером Ричард спросил, как прошла встреча, и я рассказала о Лорином пагубном влиянии на одноклассниц. Ричарда это не рассердило, а позабавило, едва ли не восхитило. Он сказал, у Лоры есть характер. Умеренно бунтует – значит, заводная. Он и сам не любил школу, учителя с ним мучились. Вряд ли по тем же причинам, что с Лорой, подумала я, но промолчала.

О подложных письмах я не упомянула: пусти лису в курятник. Дразнить учителей – одно дело, прогуливать – совсем другое. Попахивало преступлением.

– Зря ты подделала мой почерк, – сказала я Лоре наедине.

– Почерк Ричарда не получается. Он совсем другой. Твой гораздо проще.

– Почерк – личная вещь. Смахивает на воровство. Секунду она казалась расстроенной.

– Прости. Я просто одолжила. Подумала, ты не будешь против.

– Думаю, нет нужды спрашивать, зачем?

– Я не просила, чтобы меня посылали в школу, – сказала Лора. – Меня там все любят не больше, чем я их. Не принимают всерьёз. Они сами не серьёзные. Если б мне пришлось туда все время ходить, я бы и правда заболела.

– А чем ты занималась вместо школы? – спросила я. – Куда ты ходила? – Я боялась, не встречается ли она с кем-нибудь – с мужчиной. Уже пора.

– Куда придется, – ответила Лора. – Ездила в центр, сидела в парке или ещё где. Или просто бродила. Пару раз видела тебя, но ты меня не заметила. Ты, наверное, в магазин шла.

К сердцу прилила кровь, потом его стиснуло: меня скрутило паникой. Должно быть, я побледнела.

– Что с тобой? – спросила Лора. – Тебе плохо?

В мае мы отправились в Англию на «Беренжерии», а в Нью-Йорк возвращались первым рейсом «Куин Мэри»[102]. «Куин Мэри» – крупнейший и самый роскошный океанский лайнер за всю историю кораблестроения – во всяком случае, так писали в рекламных буклетах. Ричард сказал, это эпохальное событие.

С нами поехала Уинифред. И Лора. Путешествие пойдет ей на пользу, сказал Ричард: после внезапного ухода из школы она подавлена, бледна и болтается без дела. Оно расширит Лорин кругозор, такая девушка, как она, сумеет извлечь из него пользу. В любом случае, не оставлять же её одну.

Публика была ненасытна. Каждый дюйм «Куин Мэри» описали и сфотографировали, разукрасили её тоже везде: лампы дневного света, пластик, колонны с каннелюрами и кленовые панели – сплошь роскошный глянец. Но качало свински; кроме того, палуба второго класса нависала над первым: стоило выйти, и вдоль перил выстраивалась толпа не столь богатых придурков.

В первый день меня мутило, но потом все наладилось. На пароходе постоянно танцевали. Я уже научилась танцевать – не слишком хорошо, но вполне прилично. (Ничего не делай слишком хорошо, говорила Уинифред, а то подумают, ты из кожи вон лезешь.) Я танцевала не только с Ричардом, но и с его деловыми партнерами, которым он меня представил. Позаботьтесь об Айрис для меня, говорил он, улыбаясь и хлопая их по плечу. Он тоже танцевал с другими женщинами, с женами знакомых. Иногда выходил покурить или погулять по палубе – так он говорил. Мне же казалось, он злится или размышляет. Отсутствовал, к примеру, час. Затем возвращался, садился за столик и смотрел, как я танцую, а я не знала, давно ли он здесь.

Я решила, он недоволен, потому что плавание сложилось не так, как он рассчитывал. Он не смог заказать столик в зале «Веранда Гриль» и не познакомился с теми, с кем хотел познакомиться. Дома он был крупной шишкой, но на «Куин Мэри» встречались шишки покрупнее. Уинифред тоже не котировалась, и вся её энергия пропадала зря. Я не раз видела, как её ставили на место женщины, с которыми она заговаривала. В конце концов она ограничилась, как она выражалась, «нашим кругом», надеясь, что это не бросается в глаза.

Лора не танцевала. Не умела и не проявляла к танцам интереса – кроме того, она была слишком молода. После ужина запиралась в каюте и говорила, что читает. На третий день за завтраком глаза у неё были красные и опухшие.