В этом пылесосе было что-то до боли знакомое.

«Господи!» – воскликнула она, потому что ее отец поднял пылесос, поднял неловко, двумя руками. Пылесос был такой громоздкой штукой. Отец с пылесосом пошел к двери.

«Нет-нет-нет! – вскрикнула она. – Папочка! Положи его! Не ходи!»

Но он повернул голову, посмотрел на нее печальным взглядом и улыбнулся, а потом ушел. Никто больше не любил ее так сильно, как отец.

Он не настоящий. Она это знала. Отличить реальность от иллюзий не составляло труда. Ее мозг работал очень четко, достаточно четко, чтобы увидеть разницу.

Она закрыла глаза.

Детский голос звал ее. «Нет. Не реальный».

Маша открыла глаза – она ползла по полу кабинета, бормоча какую-то бессмыслицу.

Быстро закрыла глаза. «Нет. Не реально».

Снова открыла глаза. Сигарета ее успокоит.

Она еще раз залезла в свой секретный шкафчик, извлекла оттуда целую пачку сигарет и зажигалку. Геометрия пачки очаровала ее. Каждый из четырех математически выверенных углов ласкал взор. Она открыла пачку, вытащила сигарету, покрутила цилиндрик между пальцами. Зажигалка была оранжевая – цвет такой глубины и красоты, что она поразилась.

Маша крутанула большим пальцем неровное колесико, и из сопла, как по заказу, вырвался золотой язычок пламени. Она позволила ему погаснуть и зажгла снова. Зажигалка была мини-фабрикой, производившей идеальное пламя по первому требованию. В эффективном производстве товаров и услуг была своя красота.

Мысль кристаллической ясности: Маша должна бросить индустрию велнесса и вернуться в корпоративный мир. Забыть колебания. Совершить прыжок. Ей нужно всего лишь восстановить свой аккаунт в «Линкедин», и вскоре на нее посыплются предложения, море предложений.

По другую сторону ее письменного стола сидел парнишка в бейсболке, по полу растеклись многочисленные лужицы, переливавшиеся всеми цветами радуги.

– Что скажешь? – спросила она его. – Мне следует так поступить?

Он молчал, но она видела: он думает, что идея неплоха.

Больше никаких заносчивых, неблагодарных гостей. Она снова будет дирижировать множеством отделов какой-нибудь компании, словно оркестром: бухгалтерия, фонд заработной платы, продажи и маркетинг – все это возвращалось к ней; великолепная, бесспорная надежность документированной иерархии должностей с ее именем наверху. Она будет ежедневно принимать микродозы для оптимизации своей продуктивности. В идеальном случае ее персонал должен будет делать то же самое, хотя люди в отделе кадров найдут сотни возражений.

Она начала новую жизнь, приехав в Австралию, потом начала жить заново после смерти сына и еще раз – после остановки сердца. Она сможет сделать это и еще раз.

Продать этот пансионат и купить квартиру в городе.

Или…

Маша впилась взглядом в крохотный помаргивающий язычок пламени. В нем и был ответ.

БЕН

Значит, вы достались мне, – сказал Бен, подойдя к Наполеону, который мерил шагами комнату. – Я хочу сказать, что я ваш защитник.

Ему казалось, что он должен называть Наполеона «мистер Маркони» или «сэр». У него были такие солидные манеры! Наполеон принадлежал к тому типу преподавателей, на которых хотелось произвести впечатление даже после окончания школы, случайно встретившись с ними в магазине и обнаружив, что они пугающе уменьшились. Хотя представить Наполеона маленьким у него никак не получалось.

– Спасибо, Бен, – сказал Наполеон, словно у того был какой-то выбор.

– Ну так вот, – сказал Бен и потер живот. Ему никогда в жизни не хотелось так сильно есть. – Я думаю, объяснить, почему вы заслуживаете отсрочку приговора, не составит труда. Вы муж и отец, и, в общем, я надеюсь, что могу включить это в свою речь, но ваши жена и дочь уже и без того потеряли достаточно, верно? Они не могут потерять еще и вас.

– Можете так и сказать, если хотите. – Наполеон печально улыбнулся. – Это верно.

– И вы учитель, – сказал Бен. – От вас зависят дети.

– Да, зависят. – Наполеон постучал костяшками пальцев по кирпичной кладке.

Бен уже сто раз после их заключения в этом подвале видел, как Наполеон делает это, как будто надеясь найти незакрепленный кирпич, а с ним и путь к свободе. Бен знал: это дело безнадежное. Иного выхода, как через дверь, отсюда не было.

– Что еще я мог бы сказать? – спросил Бен, голос его звучал надтреснуто.

Когда ему пришлось произносить тост на свадьбе Пита, он едва не лишился чувств. А теперь перед ним стояла задача спасти человека от смерти.

Наполеон отвернулся от стены и посмотрел на Бена.

– Дружище, я не думаю, что ваши слова будут иметь какое-то значение. Не относитесь к этому слишком серьезно. – Он похлопал его по плечу. – Я думаю, к Маше мы должны относиться серьезно, но к игре – нет.

– Вам достался никудышный защитник, – признался Бен. – А мне повезло. Меня защищает Ларс, а он в суде выступает.

Когда Ларс проводил «встречу» с Беном, то задал всего два или три коротких вопроса, а потом сказал: «А теперь послушайте» – и разразился вдохновенной речью, словно выступал на телевидении, – все о том, что Бен – морально устойчивый молодой человек в самом расцвете сил, без пяти минут отец, преданный своей жене; он столько может дать ей, семье, обществу и так далее и тому подобное. Все это было сказано без единого «мм» или «э-э-э».

«Ну, как думаете, победим?» – спросил он в конце.

«Конечно!» – с восторгом ответил Бен.

После этого Ларс удалился в туалет, чтобы привести себя в порядок перед «выступлением».

– Я так боюсь говорить перед людьми, у меня даже дыхание перехватывает, – сказал Бен Наполеону.

– Вы знаете, что единственное отличие страха от волнения состоит в характере дыхания? – спросил Наполеон. – Когда вам страшно, вы задерживаете воздух в верхней части легких. Вам нужно выдохнуть. Вот так. А-а-а-а-а-а. – Он приложил руку к груди, демонстрируя долгий неторопливый выдох. – Это похоже на восторженный возглас зрителей при взрыве фейерверка. А-а-а-а-а-а.

Бен сделал выдох одновременно с Наполеоном:

– А-а-а-а-а-а.

– Вот так, – сказал Наполеон. – Я вам вот что скажу: я пойду первым. Я защищаю Тони, так что я утомлю Машу до смерти разговором о его футбольной карьере. Я буду делать обзоры всех игр, в которых он участвовал. Это будет ей уроком. – Он остановился под стропилом рядом с надписанным кирпичом в стене. – Вы это видели?

– Граффити каторжников?

Далила показывала им этот кирпич, когда провела их в первый день по дому. Бена и Джессику тогда это не очень заинтересовало.

Наполеон усмехнулся: