Колючий побег под рукой Елизаветы внезапно выпустил белые бутоны, которые на глазах Зои порозовели, а затем стали кроваво-красными.

– Это айва? – спросила она, вспомнив детские сказки о девах и чудищах, легенды о Санкт-Феликсе и яблоневых сучьях. Как там говорил Юрис? В легендах порой слишком вольно трактуют подробности.

Елизавета кивнула.

– Почти все женщины ради красивых цветов готовы терпеть колючки. Но мы, обладающие силой, украшаем себя цветами, чтобы скрыть воспаленные раны от своих же шипов.

Будь мягче. Нежнее. Улыбайся, когда тебе больно. Зоя отмахивалась от этих советов, часто себе в ущерб. Она вся состояла из шипов.

– Твой король опаздывает, – заметила Елизавета.

Зоя обнаружила, что нисколько этим не опечалена. Сегодня ей не хотелось тонуть в смоле.

* * *

Юрис почувствовал ее настроение, как только она вошла в пещеру.

– Ты была у Елизаветы, – промолвил он, отставив в сторону миниатюрную лошадку, вырезанную из обсидиана: табун пополнился еще на одну голову. – По запаху чую.

Кивнув, Зоя потянулась за топорами. В последнее время она предпочитала их всем прочим видам оружия; ей нравилась их тяжесть и хороший баланс, а кроме того, топоры напоминали о Тамаре. Скучает ли Зоя по Равке? Она потеряла счет времени. Пища, сон – ничего этого нет, часы сливаются в дни.

– Все так озабочены своими ранами, так стремятся дать им звучное описание, так старательно их лелеют, – сказала она. – Это, знаешь ли, утомляет.

Юрис неопределенно хмыкнул.

– Сегодня обойдемся без оружия.

Зоя состроила недовольную гримасу: она-то рассчитывала прогнать меланхолию с помощью хорошей драки.

– А чем тогда займемся?

– Я надеялся, ты двинешься дальше.

Зоя уперла руки в бока.

– Я прекрасно справляюсь.

– Ты все еще управляешь только воздухом. Огонь и вода тоже должны тебе подчиниться.

– Сила гришей так не работает.

– По-твоему, дракон не способен управлять огнем?

То есть Юрис не только шквальный, но еще и инферн?

– Может, ты вдобавок еще и проливной?

– Признаюсь, стихия воды – мое слабое место. Я родом из очень сырых мест. Никогда не любил дождь.

– Хочешь сказать, я могу призывать все стихии?

– Ну, а чем мы тут занимаемся? В этом и состоит наша цель.

На первый взгляд это казалось невозможным. С другой стороны, Юрис уже показал ей, что границы магии гришей гораздо шире, чем она полагала. Разве мы не есть все сразу – сочетание всех элементов? Эти слова запомнились Зое давным-давно, она прочла их в записях Ильи Морозова, одного из величайших гришей. Морозов высказывал теорию о том, что в Малой науке разделения на ордена быть не должно. Если всякое вещество делится на одинаковые мелкие частицы, то любой достаточно одаренный гриш, по идее, способен управлять этими частицами. Морозов надеялся, что создание усилителей и комбинирование их между собой – это верный способ приумножить силу гриша. Но что, если есть иной путь?

– Покажи.

Юрис зашевелился, кости с хрустом начали видоизменяться – святой принял облик дракона.

– Залезай.

Зоя заколебалась, нерешительно глядя на громадное чудище.

– Поверь, грозовая ведьма, такое предложение я делаю отнюдь не каждому.

– А вдруг у тебя испортится настроение, и ты меня сбросишь? – спросила Зоя, хватаясь за чешую на шее дракона, острую и прохладную на ощупь.

– Я хорошо тебя подготовил, ты выживешь, даже если упадешь.

– Весьма обнадеживающий ответ. – Зоя уперлась носком сапога в бок дракона и запрыгнула ему на шею. Сидеть на хребте было неудобно. Драконы не созданы для верховой езды.

– Держись, – сказал Юрис.

– Так вот что, стало быть, я… – Зоя охнула и намертво вцепилась в чешую; дракон хлопнул крыльями раз-другой и взмыл в бесцветное небо.

Ветер ударил ей в лицо, растрепал волосы, заставил глаза заслезиться. Зоя летала раньше – на искусственных крыльях, придуманных Николаем. Никакого сравнения с настоящим полетом. Она чувствовала, как Юрис двигается в воздушных потоках, как ходят мускулы под чешуей и даже как расширяются его легкие при каждом вдохе. Зоя ощущала под собой огромную мощь, вздымающуюся силу штормового моря.

Смотреть в Каньоне было не на что – сплошь голый песок и пустынный горизонт. Возможно, это сводило Юриса с ума – пролететь много миль и никуда не попасть, – но Зое было все равно. Пускай ее хоть вечно будут окружать эти пески и бескрайнее небо. Она радостно смеялась, сердце ухало в груди. Это ведь то самое волшебство, которое обещали сказки, детская мечта, до сих пор не сбывшаяся. Ах, если бы все это испытала та девочка, которой она некогда была!

– Открой дверь, Зоя, – слова пророкотали через все тело дракона. – Открой глаза.

– Так смотреть-то не на что! – воскликнула она и поняла, что ошибается. Впереди темнело пятно с рваными, неровными краями. Зоя моментально поняла, что это. – Разворачивайся! Я хочу назад.

– Ты знаешь, что нельзя.

– Поворачивай. – Ее кости наполнились силой грозы, она попыталась повернуть голову дракона.

– Зоя из затерянного города, – прогромыхал тот, – открой дверь.

Круто пикируя, дракон устремился к руинам Новокрибирска.

Зоя падала. Была камнем, летящим в бездонный колодец, и такой же бездонной была пустота у нее внутри. Не оглядывайся на меня.

Прошлое нахлынуло волной. Почему именно сейчас? Из-за Елизаветиных слов о ранах? Из-за подначек Юриса? Или причина – ежедневный страх захлебнуться смолой и постепенное отдаление Николая? Она совсем не хотела думать о Лилиане и обо всем, чего лишилась. Впереди – только ветер и тьма, сверху – мертвое серое небо, а под ней – развалины потерянного города. И все же в памяти Зои всплыло лицо матери.

Сабина была ослепительно красива, так красива, что и мужчины, и женщины останавливались посреди улицы, заглядевшись на нее. Однако Сабина заключила плохую сделку – вышла замуж по любви, за симпатичного молодого сулийца с широкими плечами и без особых надежд на будущее. Поначалу они были бедны, но счастливы, потом – просто бедны. Муж и жена голодали, еле-еле сводя концы с концами, и любовь их тоже истощилась. От бесконечной тяжкой работы и долгих зимних месяцев красота Сабины увяла, а душа ожесточилась. К своей дочке она была равнодушна.

Зоя отчаянно старалась завоевать мамину любовь: всегда была первой в учебе, всегда съедала только половину ужина, а вторую оставляла Сабине. Вела себя тихо, когда у Сабины болела голова, и воровала для нее персики из княжеского сада.

– Тебя за это выпорют, – осуждающе говорила мать, но съедала все персики до последнего и сыто вздыхала, а потом ее рвало за поленницей.