– Матушка, – Ханна присела в глубоком реверансе. – Min fadder.

Нина узнала этого человека еще до того, как он повернулся, однако холодный взгляд голубых глаз Ярла Брума поверг ее в неописуемый ужас.

В их предыдущую встречу он собирался бросить ее в тюрьму, превратить в рабыню. Столкнувшись с ним и его приспешниками тогда, в Джерхольме, она находилась под мощным воздействием своей первой и единственной дозы юрды-парема. В тот раз Нина хотела его убить и убила бы одной мыслью, но Матиас убедил ее проявить милосердие, и она послушалась. Оставила Брума и дрюскелей в живых, хотя напоследок не удержалась от того, чтобы сорвать с мучителя скальп. Видимо, кожу пришили обратно.

Не поднимая глаз от пола, Нина присела в низком реверансе. Она постаралась использовать эти краткие мгновения, чтобы привести мысли в порядок и совладать с собственным страхом. Зеник, возьми себя в руки. В Ледовом Дворе она предстала перед Брумом под неуклюжей маскировкой, но теперь-то над ее внешностью поработала профессиональная портниха! Женя Сафина полностью изменила ее фигуру, даже кости, да и в безупречности своего фьерданского Нина не сомневалась. Она помнила слова, сказанные Ханне: лицедейство начинается с тела. Сегодня Нина должна сыграть свой лучший спектакль. Нет, она не будет скрывать страх, она им воспользуется. Ненависть – вот что нужно запрятать поглубже.

Выпрямившись после реверанса, она перестала быть Ниной Зеник и превратилась в Милу Яндерсдат, вдову, чья дальнейшая судьба полностью зависела от расположения Ярла Брума.

Брум, однако, неотрывно смотрел на Ханну. Взгляд его смягчился.

– Ханна, – он шагнул вперед и обнял дочь. – Ты выглядишь… здоровой и крепкой.

Девушка еще больше сгорбилась.

– Благодарю вас, папа.

– Ты могла бы выглядеть женственнее, если бы пореже каталась верхом.

– Простите, папа. Сожалею о своем поведении.

Ярл Брум вздохнул.

– Знаю, что сожалеешь. – Он перевел глаза на Нину, которая стояла, опустив голову и скромно потупив взор. – А это твоя новая учительница? Такая молодая, что и сама вполне сошла бы за ученицу.

– Она служит проводником чете земенских торговцев, которые прибыли к нам на прошлой неделе, – сообщила Ханна.

– То же самое мне сказала Мать-хранительница. – Брум подошел к Нине. – В городе появляется таинственная незнакомка в компании двоих иностранцев, и буквально пару дней спустя на территорию завода проникает посторонний. Вряд ли это можно считать совпадением.

Нина посмотрела на него взглядом, как она надеялась, полным смятения. Брум взял ее за подбородок и приподнял лицо к свету.

Кто бы ни пришивал его скальп, он сделал это довольно искусно, однако светлые волосы на голове Брума больше не выросли, а явственно видневшийся шрам огибал череп, словно жирный розовый крысиный хвост. Гриш – целитель или портной – мог бы сделать его бледнее, но, разумеется, для этого Ярлу Бруму требовалось допустить одного из них к своей драгоценной голове. Нине хотелось ответить на его тяжелый взгляд своим, испепеляющим, но она сделала над собой усилие, и ее глаза наполнились слезами.

Брум нахмурился.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, сэр.

– Рано же ты овдовела.

– Да, такое вот горе.

Он слегка скривил уголок рта.

– Почему ты дрожишь?

– Мне редко доводится встречать великих людей.

Брови Ярла Брума взлетели вверх, однако Нина успела заметить промелькнувшее в глазах удовлетворение. Вот, значит, что по душе коммандеру Бруму: лесть, робость, страх. В прошлый раз она была дерзкой и кокетливой, но теперь поняла свою ошибку.

– Где ты выучила земенский? – спросил он.

– У моего мужа было небольшое дело – он возил морем замороженные продукты и рыбу. Часто торговал с земенцами. У меня обнаружились способности к языкам, и я взялась быть при нем переводчиком.

– Как он погиб?

– Его забрало море. – По щеке Нины скатилась слезинка. Как нельзя кстати.

Брум почти с жадностью проследил за влажной дорожкой.

– Жаль. – Он отпустил подбородок Нины и сделал шаг назад, затем объявил настоятельнице: – Я хочу допросить земенских торговцев.

– Папа, а что насчет моих уроков? – спросила Ханна.

– Твоих уроков? – задумчиво повторил Брум. – Да, пожалуй, влияние девицы с сельским воспитанием пойдет тебе на пользу, Ханна. Можете продолжать.

Нина снова присела в реверансе.

– Благодарю вас, сэр, – промолвила она, хлопая мокрыми от слез ресницами. – Для меня это честь.

После того, как Брум и Ханна удалились для приватной беседы, Нина сделала книксен перед Матерью-хранительницей и повернулась, чтобы уйти.

– Я знаю, что ты задумала, – бросила настоятельница ей в спину.

Нина, сжимавшая дверную ручку, замерла.

– О чем вы?

– Коммандер Брум счастливо женат на благородной даме!

Нина недоумевающе заморгала. Она едва сдерживала смех.

– А каким образом это касается меня?

Глаза настоятельницы превратились в узкие щелочки.

– Сомневаюсь, что тебя это вообще касается. Я так и знала, что твои амбиции простираются куда дальше обычных занятий языком.

– Я лишь зарабатываю на пропитание.

Мать-хранительница недоверчиво поцокала языком.

– Твоя цель – заарканить состоятельного мужчину. Может, твои широко распахнутые глазки и дрожащие губки и обманули славного коммандера, но я-то знаю, ты – недостойная особа.

А ты – мерзкая ханжа, подумала Нина, кипя гневом. Эта старуха одурманивает совсем юных девушек и молодых женщин паремом или его подобием; надевает свой чистенький монашеский сарафан и идет по коридорам старого завода, несет проклятый наркотик, помогая солдатам превращать женщин в рабынь. После их исчезновения я позабочусь, чтобы Ярл Брум обвинил в этом тебя. Тогда посмотрим, понравится ли тебе внимание славного коммандера. Но вслух она сказала лишь:

– Коммандер Брум мне в отцы годится.

– И, безусловно, у него хватит ума устоять против твоих неуклюжих попыток соблазнить его. Но знай, я за тобой слежу.

Нина покачала головой, изображая сожаление.

– Вы слишком долго пробыли в уединении монастыря, матушка, если ваши мысли так легко оборачиваются к греху.

– Да как ты смеешь…

Нина чопорно расправила юбки, прикрыв подолом носки туфель.

– Боюсь, столь нездоровая атмосфера может навредить Ханне. Стыдитесь, матушка. – Нина повернулась к двери. – Я буду за вас молиться. – Не глядя на красную от злости Мать-хранительницу, она ушла.