Внезапно Цэден резко остановился и замер на месте.

Маша почти уткнулась носом в хвост его лошади и приподнялась на цыпочки, чтобы рассмотреть, что же такое мешает их дальнейшему движению. И увидела: навстречу им спокойно шагала крупная медведица, а позади, ну точь-в-точь как Маша за Цэденом, двигался медвежонок.

Разойтись им не было никакой возможности. Но Цэден почему-то не спешил стрелять, а лишь на мгновение повернулся к своим спутникам и приложил палец к губам. Тише, мол!

Ветер тянул сбоку. Медведица больше смотрела себе под ноги и часто оглядывалась — видимо, боялась за малыша, который, в общем-то, уже не был малышом, так, с дворовую собаку, — и потому заметила людей гораздо позже, чем они ее.

А увидев, никак не могла сообразить, что это такое.

Она остановилась, приподнялась на дыбы и все нюхала, нюхала, водила туда-сюда черным влажным носом. Но вперед идти уже не решалась.

Медвежонок за широким задом родительницы ничего не видел. Вынужденную остановку он использовал для игры: спускал в пропасть камин и озорно тоненько порыкивал, наблюдая, как они летят вниз, увлекая за собой настоящую лавину камнепада.

Неожиданно Цэден стянул с головы форменную фуражку, прикрыл ею лицо и, отпустив повод своей лошади, решительно пошел на медведицу.

— Ружье! — прошептал ему вслед Антон. Но Цэден лишь отмахнулся с досадой. Не мешай, дескать! Ружье по-прежнему висело у него на груди, и он не сделал пока ни одного движения, чтобы взять его на изготовку.

Медленно, нащупывая ногами тропу, Цэден продолжал идти вперед. Спутники его застыли на месте и, затаив дыхание, наблюдали за тем, как постепенно сближаются зверь и человек.

Медведица по-прежнему стояла на задних лапах. Она глухо ворчала, смотрела то назад, то вперед. И вдруг ветерок донес до нее необходимые сведения о существе, идущем ей навстречу. Как она, бедная, вздрогнула и испугалась! Мигом повернулась, рявкнула на малыша, и тот, поняв, что объявлена нешуточная тревога, галопом поскакал назад по тропе. Мамаша — за ним, лишь изредка оглядываясь, не догоняют ли?

А когда опасная тропа кончилась и узкий гребень влился в кустарник, она остановилась, подняла голову над карликовой березкой и проревела, явно негодующе и сердито. И только после этого исчезла со своим малышом в темной еловой чаще.

— Вот и все, — весело улыбнулся Цэден, — убежала, словно ей пятки бараньим салом смазали. — Он посмотрел на изумленно взирающих на него спутников и признался:

— Честно сказать, колечки-то немного тряслись. Медведь — зверь непредсказуемый, особенно медведица, да еще с детенышем.

Но тут ее с толку сбило, что л лицо фуражкой прикрыл, глаза от нее спрятал, вот она и перепугалась, а то ведь и кинуться могла бы. Представляете, что бы она здесь натворила?

«Да, несладко бы нам пришлось!» — подумала Маша, представив на миг жуткую картину с разъяренной медведицей в главной роли, насмерть перепуганных лошадей, которые или затоптали бы своих седоков, или сбросили бы в пропасть.

Тем не менее и на этот раз все обошлось благодаря охотничьей смекалке ее доброго «амура». Маша подошла к Цэдену, обняла его и поцеловала и щеку.

— Спасибо вам, дорогой Цэден! Что бы мы без вас делали!

Бурят смутился и пробормотал:

— Слыхали, как она упрекнула нас? Не уступили, мол, дорогу даме с ребенком, заставили в обход идти.

Все с облегчением рассмеялись, а Митя заметил:

— Да, тон у нее был явно недовольный. И замечание, по сути, правильное. Нужно принять его к сведению, Цэден, и больше не рисковать.

— Но в тайге совсем другие законы, чем и нашем обществе, князь, — вздохнул бурят. — Уступка здесь зачастую равносильна смерти. Только порой мне кажется, что звери все-таки более милосердны, чем люди, хотя и не наделены разумом…

Через час, успешно миновав крайне опасный участок пути, они поднялись на самую высокую точку хребта. Далеко внизу перламутром отсвечивала река. Не хотелось ни двигаться, ни говорить, ни думать, а лишь любоваться этой первозданной, дикой красотой, слушать живую музыку природы, дышать густым, сладковатым, пропитанным ароматами таежного разнотравья воздухом.

Глаза обнимали дали на сто или более верст и упирались лишь в еще более высокие хребты, вырастающие на северо-востоке. А здесь, на вершине, — бездонное небо. Прохладный воздух. И ветер, что звенит в ушах, да в поднебесье по-прежнему кружит, высматривая добычу, одинокая огромная птица.

Спуск к реке занял более часа. Шли по старой, заросшей тропе, которая обходила казачьи кордоны по глухой тайге.

Перевозили когда-то по ней китайские шелка, чай, табак, водку в обмен на якутские и забайкальские меха, золото и серебро. Но в конце прошлого века рынок захватили русские купцы, вытеснили китайцев, и постепенно стало исчезать рисковое, полное смертельных опасностей занятие. Более выгодным оказалось заниматься законной торговлей, и со временем тайные пути, прорезавшие тайгу, как зеленый лист прожилки, заросли кустарником, затеей на деревьях подернулись смолой, а истертые тысячами подошв тропы размыло весенним половодьем и летними ливнями, засыпало листьями и хвоей. И только опытный взгляд охотника и следопыта мог еще различить по едва заметным признакам бывшую тропу.

Можно было только догадываться, откуда Цэден знает эту дорогу. Вероятно, его прежняя деятельность не ограничивалась слежкой за женами ссыльнокаторжных и местным вороватым начальством, но затрагивала и столь характерные и скрытные занятия здешнего населения.

Наконец тропа последний раз вильнула между камней и вывела путников на край глубокого и узкого ущелья, через которое и был переброшен старый подвесной мост. Длиной не более ста саженей, достаточно примитивное сооружение, удерживаемое над пропастью двумя ржавыми цепями, он зиял многочисленными проломами на месте сгнивших досок.

Кроме того, обнаружилось полное отсутствие перил, вместо них кое-где торчали лишь жалкие обломки.

Маша подошла к самому краю обрыва и почувствовала легкое головокружение. Черные утесы падали отвесно вниз, терялись в мрачной глубине, которая щетинилась острыми выступами скал, напоминавшими челюсть гигантского животного. Далеко внизу сверкала серебристой змейкой река.

С откосов срывались многочисленные водопады и, не долетая до дна ущелья, разбивались на множество водяных брызг.

Низкая радуга то вспыхивала, то исчезала над ущельем и была такой же хрупкой и ненадежной, как и мост, который они собирались преодолеть.

Цэден постучал ногой по бревнам, поддерживающим ветхий настил, прошел несколько шагов, остановился и замер, словно прислушивался к скрипам, какие издавали старые цепи и истонченные временем доски. Потом медленно пошел по мосту, балансируя руками и внимательно вглядываясь под ноги. Иногда он останавливался, пробовал ногой ненадежную доску и двигался дальше. Наконец перешел на ту сторону, что-то радостно прокричал своим спутникам и уже более быстро и уверенно вернулся назад.