Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свист рассекаемого воздуха, какой-то птичий, яростно атакующий крик. Четырнадцать размытых фигур, окутанных разноцветными сполохами крыльев, пикируют на нас из ниоткуда. Внешние круги, наш и их, моментально оказываются втянутыми в схватку, в какую-то фантасмагорическую дуэль стали и магии. Внутренний круг… Ну, вене тоже вроде как ведут «дуэль», только здесь оружием служит изменчивость и что-то ещё, для чего в человеческом языке нет и не может быть названия. Кто трансформирует противника во что-нибудь нежизнеспособное, а сам останется цел, тот и победил.
Это — одна из древнейших ловушек Ауте, но, надо признать, со временем она не стала менее опасной. Дать тебе в противники тебя самого, заставить сражаться с тем, что победить нельзя, потому что нельзя никогда. Как-то мгновенно две группы распались на отдельные пары, будто две дюжины близнецов сцепились в схватке посреди необъятного неба. Я вижу перед собой многоцветные глаза Антеи Дериул, её (моё?) нескладное тело движется в стремительном танце, точно лишённое костей, накручивая вокруг меня (нас?) спирали изменений. Где-то рядом пространство сотрясается от сумасшедших потоков информации и силы — два Раниэля-Атеро кружат друг против друга по сложной траектории, ведя битву, которую я (мы?) не в состоянии осознать.
Всплеск силы — Раниэль-Атеро решил, что развлечений для первого раза более чем достаточно. Точнее, это решили сразу два Раниэля-Атеро одновременно. Моё сознание грубо подхватывается им, почти насильно встряхивается и вставляется в паттерн общего, единого на четырнадцать существ разума, фокусом которого может служить лишь чётко выверенное мышление аналитика. То же самое происходит и с нашими противниками. Трудно драться с тем, кто может то же, что и ты, думает, как ты, и действует, как ты. Но у эль-ин в этом деле есть некоторая практика.
Единым порывом, смазанным взмахом две группы, два существа устремляются навстречу друг другу и… растворяются друг в друге. Мы-я встречается с другим точно таким же мы-я, на одно бесконечное, болезненно острое мгновение осознаю себя до конца, до последней тени в своём разуме, до спрятанной в самых дальних уголках мысли. Точно ветер в окно, давно закрытое — смесь боли, цинизма и наивности. И — всё. Конец. Мы-я распадается на четырнадцать соединённых невидимыми нитями существ, падающих из никуда в никогда.
С собой невозможно бороться. Нет, возможно, конечно, но вот победа даётся слишком дорого. Себя проще принять такой, какая есть. Но как это порой… грустно.
Свист ветра, шелест крыльев. Бирюза небес темнеет, наливается сначала яростным фиолетовым, затем бушующим пурпурным, затем затягивается тьмой. Лёгкий бриз сменяется шквальным ураганом, пространство вдруг отказывается укладываться в привычные представления, время сходит с ума, разрывая тело в разнонаправленных темпоральных потоках. Бесчисленное количество равновероятных возможностей открывается перед нами, но ни одна из них не ведёт к выходу.
— Шторм Ауте!
Н-да. Уж если неприятности, то Неприятности с большой буквы. И почему у меня никак не получается держаться золотой серединки?
Разум Раниэля-Атеро вдруг взмывает над нами, мягко обнимая всю группу, соединяя вене в единое Изменяющее поле. Тонкой, робкой строчкой математической формулы вспыхивает первая аксиома. За ней вторая. Третья. Из них строится Теорема. Из неё — следствие, и ещё теорема, и ещё. Формулы, графики, модели — тонким, тонким потоком тянется схематическое описание мира, Вселенной, законов физики, к которым мы привыкли, которые позволяют эль-ин существовать. Формулы выстраиваются в простейшую схему, одно увязано с другим, затем схема становится трёхмерной, пятимерной, двенадцатимерной… Бесконечно сложная пирамида значков и символов, помогающих нашему разуму осмысливать окружающий хаос, структурирующих его и через танец вене изменяющих его в то, во что мы верим. Поток математики — нарастает с каждой секундой, одна теорема опирается на другую, цифры, символы, символы, символы… такое может делать лишь аналитик, либо вене, пребывающая в танце: модель Вселенной, чтобы быть адекватной, должна не уступать по сложности самой Вселенной, а такой объём информации нормальному сознанию недоступен. Это похоже на гигантскую пирамиду, калейдоскоп, и всякий раз, когда где-то в глубине один из фрагментов меняет своё положение, полностью изменяется и весь рисунок, весь паттерн нашей теории.
Впрочем, для Раниэля-Атеро это легко, это почти развлечение, изящная логическая задачка, доставляющая ему наслаждение острое, на грани экстаза. Позволяю ему маневрировать в дебрях многовероятностной математики, полностью отдаваясь изменению. Волшебство. Ничто никогда не сможет сравниться с танцем, танцуемым с самой Ауте. Разум Учителя ведёт, задавая необходимые параметры, а моё тело изменяется, послушное его холодной воле, незаметно для себя изменяя и окружающее. Последняя теорема. Сложность и многофакторность связей просто запредельная, предпосылки, средства, следствия… Первая аксиома. Вторая. Третья. Всё. Созданная нами картина соразмерна и достаточно устойчива, чтобы позволить нам функционировать в её рамках. Обернув собственные логические построения вокруг себя наподобие ментального щита, устремляемся дальше.
Раниэль-Атеро запрокидывает голову и смеётся, ему вторит мой собственный радостный, безудержный крик. Воины-Риани бросают на нас косые взгляды, один из них ставит ухо в положение, отгоняющее безумие. Руки у него дрожат от пережитого ужаса. Лица девочек вене — безэмоциональные маски, пройдёт ещё не один год, прежде чем у них появятся чувства, которые эти лица смогут отражать. Сейчас у них вместо чувств — та математическая картина, которую создал гений Раниэля-Атеро. Не больше и не меньше.
* * *
Мои руки и крылья вдруг оказались прижаты к телу, что-то вздёрнуло меня вверх, в сторону, кокон паутины будто сам по себе накручивается вокруг неосторожной бабочки. В следующий момент блеск стали, свист клинка — один из воинов смахивает мечом путы, умудрившись снять все до последней липкие нити и оставить лишь один длинный, но тонкий и неглубокий порез на моей коже. Меня отбрасывают обратно во внутренний круг, под защиту клинков и крыльев Риани. Беззвучные, яростные броски, танец смерти и крови — воины уворачиваются от возникающих, казалось бы, из ниоткуда сетей, не позволяя ни одной нити достичь внутреннего круга. А вот и хозяин — нечто паукообразное, слишком стремительное, чтобы как следует ЭТО рассмотреть. Куча шипастых конечностей, паутиной и кислотой плюётся во все стороны. И… ну да, точно, перемешается во времени, как ему вздумается, плюс ментальная атака, плюс… Ауте, Ауте, ветреная ты наша леди, что же ты делаешь, о Милосерднейшая… Риани размазываются в воздухе, вспышка силы — и лёгкая чёрная пыль, оставшаяся от незадачливого чуда-юда, оседает на защитных щитах. А куда же без щитов? Разумеется, заклинание дикого огня уничтожает молекулярную структуру вплоть до атомных решёток, но, имея дело с Ауте, никогда нельзя быть излишне осторожным. Вот попадёт на тебя щепотка этакой «пыли», а через пару часов сам начнёшь плеваться паутиной и сосать кровь из кого ни попадя. За примерами далеко ходить не надо.
Незаметно начинаю танец очищения, особенно обращая внимание на участки тела, соприкоснувшиеся с паутиной, и то место, где меч Риани вспорол кожу.