за обстрел советского города, в котором «погибли спящие мирные люди», указав на «коварные замыслы» обстрелявших Пяндж душманов, которые стремились спровоцировать наш ответный огонь по мирным афганским кишлакам с целью вызвать жертвы среди мирного населения и тем самым сподвигнуть его на оказание финансовой поддержки мятежникам. Затронув «финансовый» вопрос, я попал «в десятку» — именно в это время местные главари бандформирований увеличили поборы с населения. По лицам афганцев было видно, кто и как воспринимал мою речь: кто-то слушал с интересом, одобрительно кивая в такт сказанному мною, кто-то угрюмо молчал, а кто-то смотрел на меня враждебно. Но «лед» между нами окончательно растаял, когда мною был затронут вопрос о жизни простых людей в Советском Таджикистане, с акцентом на то, что там проживают и их соплеменники и, возможно, родственники. При этом Закир, получив полную свободу для импровизации, сумел доходчиво и интересно рассказать о жизни советских мусульман. В итоге нам удалось главное — встреча переросла в «вечер вопросов и ответов» и вместо часа заняла более двух с половиной часов, но уже к ее завершению нам удалось взять на заметку десятка два афганцев, которые, исходя из поведения на этом «народном собрании», с высокой долей вероятности, относились к нам с симпатией и готовы были пойти на контакт. Поэтому, заканчивая беседу, мы сообщили всем, что еще хотели бы пообщаться в ними в отдельности, чтобы познакомиться с ними поближе, а также готовы ответить и на их вопросы в индивидуальном порядке, для чего они могут подходить к нам в любое время.

В дальнейшем, чтобы не вызывать подозрений соглядатаев мятежников, которые, несомненно, среди них были, мы начали приглашать для индивидуального общения жителей, во взглядах которых читалась неприязнь и даже вражда. Беседуя с ними, мы акцент сделали на возможные жалобы на деятельность афганских «сарбозов» и советских солдат, а также представителей местных органов власти, чем сформировали у них убеждение в том, что они имеют дело с политработниками и эти беседы преследуют цель внесения изменений в политику афганских органов власти по отношению к населению кишлаков, подконтрольных мятежникам. Постепенно на собеседование мы стали «вытаскивать» и взятых на заметку. С ними общение шло веселее: после постановки обязательных вышеуказанных вопросов (на случай, если их будут опрашивать «духи» и их пособники), мы переходили на нужные нам темы. Кто-то из них обращался с просьбой помочь узнать о судьбе своих родственников в Советском Таджикистане, кто-то инициативно сообщал интересующую нас информацию о бандитах и их пособниках, а один из них — сообщил сведения о бандитском тайнике с оружием. Таким образом, потратив 6–8 часов, мы нашли нескольких потенциальных негласных помощников, в которых не ошиблись. Тут же мы проверяли их на поручениях, направляя в другие районы с целью сбора информации о мятежников. Эффект был на лицо: при работе по «старому алгоритму» для достижения подобных результатов нам потребовалось бы на это 6–8 суток напряженной работы. Так мы стали «шпионствующими стахановцами»!

Все последующие дни к нам периодически подходили уже инициативно то одни, то другие афганцы. Если кто-то жаловался на грабежи афганских «сарбозов» — мы тут же с привлечением сотрудников ХАД и командиров афганских подразделений восстанавливали справедливость и старались найти похищенное (как правило, после моего требования оно тут же находилось), что только повысило наш авторитет и симпатии среди местных жителей.

25 октября нас десантировали в район кишлаков Альчин — Катанкарагачи. Так получилось, что мы снова «свалились на голову» бандитам: сразу же завязался ожесточенный бой, в котором нам с Закиром пришлось действовать в качестве обычных десантников. Во время боя мне удалось одного «духа» скосить очередью, а второй заскочил во двор дома. Может, он ожидал, что я брошусь за ним, но «старый воин — мудрый воин»: сначала я бросил через дувал во двор гранату, и только после того как она там «жахнула» — заскочил внутрь. К моему удивлению, во дворе лежало двое (а не один) убитых «духов» с автоматами и трепыхалось около десятка оглушенных и раненных осколками кур, а перепуганная псина забилась в свою конуру и даже не гавкнула.

Перестрелка с душманами постепенно переросла в ожесточенные бои, «накал» которых то возрастал, но снижался — «духи» несколько раз атаковали наши позиции и мы вынуждены были по радиостанции запросить поддержку авиации. На это нам сообщили о том, что по вражеским позициям будет нанесен удар «градами» и предупредили, чтобы мы укрылись на позициях и сильно не пугались.

«Арнольдыч» предупредил нас всех о необходимости залечь на позициях в арыке, не высовываться и «не писаться» до завершения артналета. И тут мы услышали нарастающий вой и страшные трескучие разрывы, несколько сходные с разрядом грома, около десяти «эрэсов» в каких-то 100 метрах от нас. За всю войну меня не охватывал такой ужас, какой мы испытали во время этого налета. И хотя штаны у всех нас остались сухими, но от непроизвольного страха мне хотелось засунуть свою голову в находившуюся рядом нору суслика (тогда-то мне стали понятны чувства фрицев, когда они в годы войны, попав под удар наших «катюш», сходили с ума). Эти впечатления были усилены найденным невдалеке огромным осколком от реактивного снаряда размером около 30 см, который мог запросто «перерезать» человека пополам. Позже мы выяснили, что в результате этого обстрела «духи» тоже почти не понесли потерь, но предполагаю, что кто-то из них от страха обгадился (ведь их никто не предупреждал о предстоящем артналете). Тем не менее этот удар на время сбил их воинственность и они отошли.

С наступлением темноты ситуация осложнилась. В ходе завязавшегося ожесточенного боя с применением РПГ-7 и ручных гранат нам удалось отбиться, но при этом был тяжело ранен в живот молодой десантник рядовой Юрий Олешев. Это было очень плохо, поскольку общеизвестно, что в случае неоказания операционной помощи при таком ранении уже через час возникает угроза перитонита и дожить парню до утра шансов было мало. Понимали это и руководство операции и летчики. К счастью, Арнольдыч сумел убедить командование, что его десантники сумеют обеспечить безопасность посадки «борта» ночью для эвакуации раненного. И летчики при подсветке местности сигнальными ракетами сумели с ювелирной точностью посадить в «зеленке» борт и спасти раненного десантника. Нам оставалось только благодарить вертолетчиков — сколько им для этого потребовалось смелости, мужества и хладнокровной выдержки в условиях, когда в любой момент кромешная тьма могла разразиться выстрелами из РПГ и лавиной пулеметного огня. В ту ночь Господь Бог был на нашей стороне! Юра Олешев был спасен — ему успели сделать