– Каковы размеры хранилища?

Охранник снова перешел на наставнический тон:

– Протяженность свыше ста тысяч футов, на трех уровнях. Состояние атмосферы непрерывно отслеживается, влажность и содержание углекислого газа регулируются автоматически. Это вам не городская библиотека. Как я уже говорил, постарайтесь не заблудиться и ни в коем случае не теряйте свою карточку. На каждом этаже у лифта есть компьютер, по которому можно уточнить местонахождение нужного вам раздела. Соответствующие уровень, сектор, ряд, полка и позиция обозначаются буквами и цифрами. Я не перестаю повторять, что все это очень просто, надо лишь разобраться в принципах, однако почему-то почти никому это не удается.

– Я очень признательна вам за ваши советы, – слабым голосом произнесла Андреа.

Она догадывалась, что заведение подобного рода должно быть большим, но насколько оно огромное, поняла только тогда, когда вошла в стеклянную кабину лифта и, оглядываясь по сторонам, медленно спустилась на нижний уровень. Хранилище напоминало подземный город, футуристическую концепцию из фильма Фрица Ланга «Мегаполис».[67]Катакомбы компьютерной эпохи. Микропленки, микрофайлы, бумажные папки, магнитные ленты – все устройства хранения информации, известные человеку: вся та информация, которую закон требовал от юридических лиц и муниципальных образований, и много больше. В конечном счете, все попадало именно сюда, аккуратно сортировалось и хранилось в этом огромном кладбище информационного века.

Андреа показалось, что на нее опустился тяжелый полумрак, – возможно, это было следствием тусклого освещения или странного взаимодействия двух обычно противоположных страхов – агорафобии и клаустрофобии, породившего ощущение заточения в бескрайности. «Надо поскорее со всем разобраться», – напомнила себе молодая женщина. Она шла по бесконечному бетонному коридору в направлении, указанном белой линией, мимо выведенных по трафарету светло-голубой краской букв и цифр: «3Л-А: 566–999». Висящая на шее карточка беззвучно предупреждала о ее присутствии, зажигая свет; судя по всему, встроенная в нее микросхема откликалась соответствующим образом на радиосигналы. Воздух под землей был странным, полностью лишенным пыли и более прохладным, чем предполагала Андреа; она уже начинала жалеть о том, что не захватила свитер. Вдоль коридора тянулись огромные стальные полки, уходящие вверх до расположенного на высоте четырнадцати футов потолка. В конце каждого сегмента длиной шесть футов имелась небольшая складная стремянка. Андреа пришла к выводу, что это место на самом деле создавалось под юрких мартышек.

Завернув за угол, она попала в следующий проход; и снова ее напугали люминесцентные лампы, которые, помигав, ожили при ее появлении, откликнувшись на карточку. Ей пришлось проплутать минут пятнадцать, прежде чем она наконец отыскала первую партию нужных документов. Затем еще час ушел на то, чтобы в конце концов наткнуться на нечто, похожее на торчащую ниточку.

Данные о перечислении денег за границу. Мало кто смог бы разобраться в этом финансовом лабиринте, но Андреа знала свое дело. Когда какая-то организация переводит значительную сумму американских долларов в иностранную валюту, чтобы совершить какое-нибудь крупное приобретение или выплату за рубежом, как правило, она предварительно возводит «ограды», предпринимает определенные меры безопасности, чтобы защититься от нежелательных колебаний обменного курса. Время от времени к подобной тактике прибегал и фонд Банкрофта.

Почему? Обычные процедуры приобретения недвижимости или земельных участков используют стандартные международные протоколы, в соответствии с которыми работают все крупнейшие мировые финансовые учреждения. А эти финансовые «ограды» позволяли предположить, что речь шла о крупных вливаниях наличности. С какой целью? В современной экономике значительные суммы наличными намекают на то, что дело не совсем законно. Взятки? Или что-то совершенно иное?

Андреа начинала чувствовать себя индейцем-следопытом. Она еще не видела скрывающегося в лесу зверя, но уже обнаружила несколько сломанных веточек, отпечаток лапы, клочок шерсти и поняла, где он прошел.

В ста футах над ней мужчина с глубоко посаженными глазами набрал на клавиатуре номер карточки женщины, и на многоэкранном мониторе перед ним появилось изображение, поступающее от расположенных рядом с ней телекамер. Несколькими щелчками клавиши мыши он увеличил разрешение, затем развернул изображение так, чтобы стало возможно прочитать страницу печатного текста. Фонд Банкрофта. Распоряжения на подобный случай были четкими. Возможно, ничего страшного не произошло. Вероятно, эта красотка – одна из своих; в конце концов, фамилия ее Банкрофт. Однако ему платят не за то, чтобы он думал. «Эй, Кевин, вот за что ты получаешь крутые бабки». Ну хорошо, может быть, и не такие уж крутые, но по сравнению с жалкими подачками от Управления архивов штата Нью-Йорк просто чертовски щедрые. Охранник снял трубку и протянул палец к кнопкам набора номера. Затем, подумав, он положил трубку на рычажки. Лучше не оставлять на работе никаких следов. Достав сотовый телефон, охранник набрал нужный номер.

Вечером того же дня Белнэпу неожиданно еще раз пригодилась его легенда. В резиденции президента Эстонии был устроен прием по случаю международного фестиваля хоровой музыки. И хор штата Нью-Йорк был одним из коллективов, которым предстояло выступить на благотворительном концерте после приема. Для всех министров эстонского правительства присутствие на приеме будет обязательным. Смутный план, начинавший вызревать в голове Белнэпа, приобрел четкие очертания.

Вялый от недостатка сна и обильного обеда из жареной свинины с рисом, Белнэп сел одним из последних в автобус, который должен был доставить участников хора к месту назначения, во дворец Кадриорг на улице Вайзенберги в северной части города. Он уселся рядом со светловолосым парнем со щенячьими глазами и широкой эластичной улыбкой, который бесконечно повторял фразу «нежный, словно стихи, прочный, словно сталь», подчеркивая звуки «т» обильным брызганьем слюной. За ними два альта распевали: «Как ты прекрасна и чиста».

У Белнэпа была приколота к груди та же самая карточка участника хора штата Нью-Йорк, что и у всех остальных. Он сосредоточился на том, чтобы влиться в общую массу, приняв то же самое немного изумленное, немного зачарованное выражение, какое не сходило с лиц других хористов, и не забывая широко улыбаться по каждому поводу.

Парк Кадриорг, подобно большинству эстонских достопримечательностей, является наследием Петра Великого: величие России на заре становления Российской империи. Впоследствии многие павильоны были превращены в музеи и концертные залы, но главное здание дворца осталось официальной резиденцией президента страны и использовалось для проведения мероприятий государственного значения – каковым, вне всякого сомнения, следовало считать международный фестиваль хоровой музыки. Большое здание было двухэтажным – два ряда окон, фантазии белых пилястров на красном камне в духе барокко. Чуть выше находился президентский дворец, выстроенный в схожем, но чуть упрощенном стиле в 1938 году, – когда над Европой сгущался мрак, Эстонии казалось, что впереди забрезжил новый рассвет. Только что принятая после четырехлетней диктатуры конституция провозглашала гарантии демократических свобод; ей не суждено было продержаться и одного года. Отчаянные попытки прибалтийских государств сохранить нейтралитет оказались тщетными. Это здание являлось святилищем несбывшихся надежд; вероятно, подумал Белнэп, именно поэтому оно и было таким красивым.