Я так и сделала, поговорив сначала с Эммой Линдст-ром, а затем и с самим Джори, попросив его быть послушным мальчиком и вести себя хорошо, пока мама не придет.

У Барта была холеная черная машина — «Мерседес». Она скользила вперед наподобие одной из шикарных машин Джулиана, причем была такой тяжелой, что не рычала и не громыхала, а уверенно и бесшумно шла по извилистой горной дороге.

— Куда вы меня везете, мистер Уинслоу?

— В то место, где мы сможем поговорить без чужих ушей и глаз. — Он взглянул на меня и ухмыльнулся. — Вы, кажется, изучали мой профиль. Ну и как?

Кровь жарко хлынула мне в лицо. От сознания этого я покраснела еще сильней, и меня обдало жаром. В моей жизни было полно красивых мужчин, но этот мужчина сильно отличался от всех, с кем мне доводилось общаться прежде. Эдакий распущенный бандит, чье присутствие наполняло меня сигналами тревоги: «Потише с этим типом!» Пока я изучала его лицо, моя интуиция предостерегала меня. Все в нем, начиная с его дорогого, красиво сшитого костюма, кричало о том, что если он чего захочет, то добьется своего со всей решимостью.

— Ну-у, — протянула я, пытаясь обратить все в шутку, — ваша внешность велит мне дать деру и побыстрее запереть за собой дверь!

Он снова нехорошо ухмыльнулся, явно довольный собой.

— Значит вы находите меня волнующим и несколько опасным. Прекрасно. Быть красивым, но скучным куда хуже, чем очаровательным уродом, не так ли?

— Вот уж не знаю. Если мужчина приятен и достаточно умен, я подчас забываю, как он в действительности выглядит, и для меня он красив независимо ни от чего.

— Следовательно, вам нетрудно угодить. Я отвела глаза и села прямо.

— На самом деле, мистер Уинслоу…

— Барт.

— На самом деле, Барт, мне очень трудно угодить. Я склонна заранее водружать мужчин на пьедестал и воображать их идеальными. Как только я обнаруживаю, что ноги у них слеплены из глины, я перестаю их любить и становлюсь совершенно безразличной.

— Немногие женщины могут похвастать, что знают так хорошо сами себя,

— задумчиво сказал он. — Большинство так никогда и не узнают, что же скрывается за их собственным фасадом. Ну что ж, по крайней мере я знаю теперь, на что могу рассчитывать — на роль сексуального символа, далекого от пьедестала.

Ну уж! Его-то я уж никогда не поместила бы на пьедестал. Я знала, что это за тип: бабник, дон-жуан, ветер и огонь, способный запросто свести с ума ревнивую жену! Нет сомнения, что моей матери не пришлось покупать учебника по сексу, чтобы научить его когда, и как, и где! Уж он-то знал все сам.

Он резко остановил машину и обернулся ко мне. Даже в темноте блики его темных глаз сверкали. Глаза, слишком полные жизни и желания для мужчины, в котором должны были бы уже прослеживаться признаки старения. Он на восемь лет моложе моей матери. Значит, ему сорок — самый привлекательный возраст для мужчины, самый уязвимый возраст, время задуматься над тем, что молодость проходит. Ему сейчас надлежит одерживать новые победы, прежде чем сладкая и мимолетная птица юности улетит, унося с собой всех молоденьких и хорошеньких девушек, которые могли бы принадлежать ему. И он должен уже чувствовать усталость от жены, которую он так хорошо знает, хотя он и признался, что любит ее. Почему тогда его глаза горят, бросая мне вызов? О, мама, где бы ты ни была, тебе надо встать на колени и молиться, ибо я не намерена щадить тебя, как и ты не пощадила нас!

Сидя в машине и пытаясь разобраться, что он за человек, я пришла к выводу, что это не тот тихий, готовый к самопожертвованию тип мужчины, образцом которого был Пол. Этого мужчину не придется соблазнять. Он сделает это сам, причем в стремительном темпе. Он будет преследовать свою жертву, как черная пантера, пока не добьется своего, а потом удалится, оставив меня одну, и все будет кончено. Он не собирается упускать свой шанс стать наследником миллионного состояния и наслаждаться всеми удовольствиями, которые можно купить за эти миллионы, случайно попавшие в его поле зрения вместе с женой. В голове у меня вспыхивали и гасли красные огни… осторожней… веди себя как следует, ибо в противном случае тебе грозит опасность.

Пока я оценивала его, он точно так же оценивал меня. Не слишком ли сильно я напоминала ему его жену? Тогда для него не будет никакой разницы. Или мое сходство с ней — это преимущество? В конце концов ведь мужчины склонны без конца влюбляться в женщин одного и того же типа.

— Прекрасный вечер, — сказал он. — Это мое любимое время года. Осень так чувственна, даже больше весны. Пройдемся, Кэти? Это место навевает на меня странную меланхолию, как если бы мне следовало торопиться поймать что-то самое прекрасное в моей жизни, которое до сих пор лишь ускользало от меня.

— Вы говорите так поэтично, — сказала я, когда мы вышли из машины, и он взял меня за руку.

Мы пошли вперед, он проворно вел меня за собой, вы не поверите, вдоль железнодорожной колеи где-то за городом! Все казалось таким знакомым. Но ведь этого не может быть, правда? Это была уже не та железная дорога, по которой мы приехали в Фоксворт детьми: мне тогда было двенадцать.

— Барт, не знаю, как у вас, но у меня такое странное чувство, будто я уже когда-то гуляла здесь с вами, и тоже вечером.

— Да, — сказал он, — у меня такое же ощущение. Как будто когда-то давно мы с вами были страстно влюблены и гуляли здесь в лесу. Мы сидели вон на той зеленой скамейке возле вон тех путей. Я был просто обречен привезти вас сегодня сюда, даже если бы я не ведал, куда мы едем.

При этих словах я посмотрела пристально ему в лицо, силясь понять, не шутит ли он. По его смущенному и слегка неловкому выражению я поняла, что он сам себе удивлен.

— Я люблю как следует взвесить любое предложение, которое звучит невероятно или неправдоподобно, — сказала я. — Мне всегда хочется, чтобы все самое невероятное стало возможным, а самое неправдоподобное оказалось вполне реальным. А когда все становится ясным и понятным, мне хочется новых тайн и загадок, с тем чтобы мне опять было о чем поразмыслить.

— Вы романтик.

— А вы — нет?

— Не знаю. Был им, когда был мальчишкой.

— Что же вас заставило перемениться? Вряд ли вы можете оставаться романтически настроенным мальчишкой, когда вы изучаете право и изо дня в день сталкиваетесь с суровой реальностью — убийства, изнасилования, ограбления, коррупция. Ваши профессора вдалбливают вам в голову свои теории, не оставляя там места для романтических мечтаний. Вы начинаете изучать право свежим юнцом, а выходите с дипломом уже жестким, закоренелым мужем, и вы знаете, что каждый шаг на вашем пути, который вам предстоит, вы будете преодолевать с большими усилиями, если хотите чего-нибудь добиться. Очень скоро вы узнаете, что вы далеко не лучший, и конкуренция, в которую вы втянуты, вас просто ошеломляет.

Он повернулся и улыбнулся довольно-таки обаятельной улыбкой.