В феврале 1613 года участники собора могли лишь предполагать и надеяться на то, что имя Михаила Федоровича объединит страну и Смута закончится, но никто не мог утверждать, что так и будет. Страшные метаморфозы происходили с царями, занимавшими престол. Благочестивый царь Иван Васильевич превратился в кровавого деспота, мудрый Борис Федорович наводнил страну шпионами, а «красно солнышко» Дмитрий Иванович оказался самозванцем, расстригой и чародеем. Однако земское и соборное решение предначертало программу действий юного царя Михаила Федоровича: не наказание – а милость, не разбор старых ссор – а консолидация для защиты отечества.

В религиозном обществе физическая слабость часто означает вместе с тем духовную силу. Молодость, неопытность и слабость Михаила Романова могли представляться лучшим залогом снискания божественного покровительства, нежели энергия, опыт и сила Трубецкого. В этом, возможно, состояла главная причина, определившая этот выбор.

Долгое эхо смуты

2 марта 1613 года посланцы от Земского собора во главе с рязанским архиепископом Феодоритом и боярином Ф. И. Шереметевым отправились к Михаилу Романову, находившемуся в костромском Ипатьевском монастыре. Посольство достигло Костромы 13 марта. На следующий день к монастырю направился крестный ход с особо чтимой костромичами чудотворной иконой Феодоровской Божией Матери. Выборным пришлось долго уговаривать избранного государя и его мать инокиню Марфу, которые и слышать не хотели о царском троне. Вряд ли можно считать эти отказы одной лишь данью традиции – разнообразные страхи должны были наполнять юношу, призванного к столь высокой и опасной роли. Наконец, «умоление» святынями сработало: Михаил Романов и его мать дали согласие.

С началом работы собора дуумвират князей Дмитриев, Трубецкого и Пожарского, отошел от власти, передав властные функции коллективному руководству из Освященного собора, выборных, бояр и дьяков. Оптимистично настроенные приказные дельцы составили первые грамоты от имени нового царя уже 3 марта, за 11 дней до того, как Михаил Федорович согласился занять трон. В середине марта новый государь выдвинулся из Костромы, а в столице началась подготовка к торжественной встрече и грядущей коронации.

Венчание на царство Михаила Федоровича состоялось 11 июля 1613 года. Во время церемонии «царскую шапку» держал И. Н. Романов, а скипетр – князь Д. Т. Трубецкой. Ранее «по царский сан» на Казенный двор ходили князь Д. М. Пожарский и казначей Н. В. Траханиотов. После венчания во время литургии в Успенском соборе приняли от царя регалии и держали их до конца церковной службы: царский венец – И. Н. Романов, скипетр – князь Д. Т. Трубецкой, державу – князь Д. М. Пожарский. Это было новшеством в обряде венчания. Юный государь стремился подчеркнуть этим заслуги полководцев, освободивших Москву. В тот же день после церемонии Пожарский был возведен в сан боярина, а Минин пожалован чином думного дворянина.

Церемонией царского венчания Михаила Федоровича был решен главный кризис российской государственности – династический. Не все историки согласны с тем, что Смутное время заканчивается в 1613 году. Страна была разорена, разбои казаков и литовских людей продолжались едва ли не с большей интенсивностью, что и ранее. В 1614 году добили Заруцкого и взяли в плен Марину Мнишек с сыном на Яике. Атамана и малолетнего «царевича» казнили в Москве, а Марина Мнишек умерла в заточении. В 1615 году под Москвой с трудом удалось одолеть трехтысячное войско атамана Баловня, в том же году совершил опустошительный рейд по Замосковью полковник Лисовский, а Псков осаждал шведский король Густав Адольф. Война со шведами продолжалась до 1617 года, с поляками и литовцами – до 1618‐го (последним аккордом стал неудачный поход королевича Владислава на Москву, отраженный под стенами столицы). В ходе переговоров удалось вернуть Великий Новгород, но Смоленск остался за Речью Посполитой.

Война не покидала пределы Российского государства вплоть до 1618 года. И все же, несмотря на многочисленные «смуты», главная Смута завершилась, когда на престол венчался царь, избранный «всею землей». Консолидация общества вокруг царя Михаила Федоровича выражалась не только актом соборного избрания, но и тем, что собор продолжил свою работу вплоть до 1622 года. В этот период существовала реально действовавшая представительная монархия, хотя степень вовлеченности сословий в государственную работу вряд ли была высокой. Деятельность собора выражала кредит доверия от общества на чрезвычайные меры по борьбе с внешними врагами и разбоями и мероприятия по возрождению страны. По мере того как восстанавливались государственные функции, гражданское общество уступало привычному самодержавию.

В историографии долгое время бытовало представление, что выбор царя Михаила Федоровича сопровождался составлением какой-то ограничительной записи. Скорее всего, никакой записи не было, но первый из Романовых не обладал таким объемом власти, как Годунов. Первые годы его правления прошли при участии собора и активной роли вельмож, а после 1619 года его соправителем стал отец патриарх Филарет Никитич, вернувшийся из плена.

Выходу Московского государства из кризиса в 1613–1620 годах можно было бы посвятить целую книгу, столь же увлекательную, как и описание самой Смуты. Вооруженная борьба с польско-литовскими и казачьими шайками, шведской и польско-литовской армиями составляет важную часть этого процесса. Не менее значимым являлось экономическое, социальное и культурное возрождение опустошенной страны.

Главным следствием Смутного времени стало всеобщее разорение. В XVII веке это слово стало обозначением всего периода: «московское разорение», «литовское разорение» или просто «разорение». Специалисты, следуя за нарративными источниками, оценивают общие потери населения России в Смуту (включая «великий голод») в одну треть от общей численности населения, что составляет более 2 млн человек. Правда, эта общая оценка не подтверждена конкретными цифрами и требует кропотливого сведения многочисленных статистических данных, разбросанных по разным источникам. Но уже первый взгляд на послесмутные описания городов производит гнетущее впечатление.

А в твоей государеве отчине, в Великом Новгороде Софейская сторона вся пуста и разорена до основания, – сообщали в 1623 году новгородские купцы и старосты, – а на Торговой стороне, государь, также многие улицы и ряды пусты; а в которых, государь, улицах и есть жилчишка, и тех немного, в улице человек по осми и по десяти, да и те бедны и должны.

В соседней с Новгородом Старой Руссе «после немецкие отдачи[53] <…> на посаде посадских дворов нисколько не осталось». В Ладоге в 1568 году было 112 дворов, а в 1629 году – 49. По сравнению с Ладогой еще неплохо выглядели Великие Луки: они запустели лишь наполовину. Писцовая книга 1627 года отмечает 758 жилых и 780 пустых дворов.

В Воротынске (центр бывшего удельного княжества на Оке) в 1614 году стояли 40 жилых и 144 пустых дворов