– Вам плохо? – тихо спросил Баррет. – Я могу вам чем-то помочь? Я всё же биолог, почти врач…

Чародей тяжело опустился в кресло и отрицательно покачал головой:

– Чем ты мне поможешь… Приближается конец, вот и всё. От этого не лечат, да и не страшно. В моем возрасте смерть воспринимаешь уже не как безносую гадину, а как долгожданную возлюбленную… – Внимательно посмотрев на мисс Редл, он вдруг кивнул в её сторону и добавил: – А вот ей лекарь пригодился бы. Вон, я вижу, еле держится на ногах и лицом стала, как полотно…

Чародей был прав. Лоб и щеки мисс Редл обильно покрылись по́том, хотя в храме ощущалась лёгкая прохлада. Лицо сделалось неестественно белым, глаза как-то разом ввалились и лихорадочно заблестели. Баррет, нахмурившись, подошёл к женщине и взял за руку.

– Да у вас пульс за двести! – озабоченно сказал он, оглядываясь на чародея, словно хотел попросить аптечку.

– О как! Говорили же, чтобы сидела дома, – буркнул Ходько, хотя и смотрел на секретаршу не без жалости.

– Нет-нет, со мной всё в порядке, – пробормотала мисс Редл трясущимися губами, оттягивая ворот свитера. – Я просто устала, я просто… сейчас пройдёт…

С этими словами она рухнула на стул. Неожиданно Мерлин разразился негромким смехом с оттенком злорадства, так не вязавшимся с его обликом. И столь же неожиданно смех оборвал.

– Не пройдёт, и не надейся, – сказал он, жёстко щурясь.

Реплика была настолько странной, что даже чем-то явно потрясённый (знать бы ещё – чем) Телепин встрепенулся и уставился на Мерлина с изумлением.

– Что вы такое говорите, мистер Мерлин? – ужаснулась Айрин.

Баррет посмотрел на чародея, как врач смотрит на безнадёжного больного, который уже заговаривается. Перехватив его взгляд, Мерлин с неожиданной энергией поднялся из кресла.

– Не волнуйтесь, из ума ещё не выжил, – бросил он. (Хотя, откровенно говоря, такой вывод просто напрашивался.)

Он подошёл к стулу, на котором слабо корчилась мисс Редл. Наклонился к женщине. Долго, глаза в глаза, изучал некрасивое лицо. Секретарша издала невнятный возглас.

– Прекратите! – неприязненно сказал Ходько. – Что вы её рассматриваете? Разве не видите, ей нужна помощь.

Он шагнул вперёд, словно хотел отстранить Мерлина от женщины, но чародей, не отрывая взгляда от секретарши, сделал жест – и полковник застыл на месте. Медленно пятясь, словно через силу, вернулся на место.

– Яви свой лик, – негромко велел Мерлин, воздев руки.

Эти слова произвели действие столь же сильное, сколь и неожиданное.

Субтильное тело мисс Редл вдруг выгнулось дугой и тут же обмякло. Её окутала невесть откуда возникшая дымка, этакий туманный саван, скрывший от нас женщину. Всего только на миг, но как только саван исчез… Я невольно зажмурился и даже замотал головой. Я подумал, что наконец-то сошёл с ума.

Вместе с туманом исчезла и мисс Редл.

Вместо неё на стуле сидела незнакомая женщина в длинном чёрном платье.

– Медуза-Горгона, – почему-то сказал, как охнул, Ходько сдавленным голосом.

– Та самая, из часов… – так же непонятно откликнулся Телепин.

Мерлин устало хмыкнул и огладил руками бороду.

– Фата Моргана, – уточнил он.

Михаил Буранов

Я издал неслышимый миру вопль. Да будет ли конец неожиданностям, подстерегающим в храме?

Что значит – Моргана? Почему Моргана? Куда делась мисс Редл, секретарша покойного Аткинсона, безответно влюблённая в покойного шефа? Зануда, ханжа, тупица – да кто угодно… Однако её чахлый облик никак не вязался с образом страшной и могущественной колдуньи.

Как описать?.. Фата была чудовищно прекрасна. Смертельно прекрасна. Ослепительно белая кожа, тонкие правильные черты, огромные антрацитные глаза, роскошные чёрные волосы – с одной стороны. С другой – кроваво-красные вампирьи губы, полуоткрытые в жестоком оскале. Безумная злоба, бушующая во взгляде. Ненависть, исказившая прелестное лицо…

– Ты забыла, что из рук врага нельзя принимать ни крошки, ни глотка. А я твой вечный враг, Моргана, – бесстрастно произнёс Мерлин. – И всё-таки выпила два кубка моего эля. Ну, и на что ты теперь годишься?

– Но мы же пили вместе с ней, – машинально сказал я, не в силах оторвать взгляд от фаты, которая пыталась приподняться на стуле – и не могла, словно прикованная к нему невидимыми кандалами.

– Верно, пили, – подтвердил чародей. – Только у вас эль как эль, а у неё особенный – с добавкой. Про ту добавку мне ещё Каридвен рассказала. Берёшь одну часть толчёного корня мандрагоры, добавляешь три части порошка из высушенного папоротника… ну, и ещё восемь ингредиентов. Получается средство, убивающее волшебную силу. «Может, пригодится», – сказала тогда Каридвен. Очень уж она не любила твою праматерь Морриган, – добавил Мерлин, обращаясь к фате. – Ну, и тебя, стало быть…

Вместо ответа Моргана издала длинное низкое шипение, состоявшее из череды непонятных, грозно звучащих слов, напичканных неприятными для слуха сочетаниями согласных звуков. Айрин зажала уши.

– Действует добавка-то, – спокойно заметил Мерлин. – Этому заклинанию пять тысяч лет, не меньше. Если бы не средство Каридвен, тут бы сейчас камня на камне не осталось. А от нас и пыли…

– Послушайте, – взмолился Баррет, – что всё это значит? Откуда тут взялась эта ведьма?

– Как это откуда? Сами же и привели, – сказал Мерлин, тихо смеясь. – Не знали, само собой, но всё-таки…

Я уже говорил, что фата вроде бы оставила меня в покое и даже куда-то исчезла. Но я-то знал, что, пока жива, от планов своих и желания отомстить не откажется. От ненависти ко мне… Она всё время была где-то рядом с Эйвбери, постоянно меняла облик и надеялась, что я потерял её из виду. Она-то не знала, что Грааль дал мне силу видеть всё, везде и на любом расстоянии. Так что за её действиями я наблюдал постоянно и распознавал, как бы ни выглядела, хоть хронику веди…

По словам чародея, в двадцатом столетии Моргана поняла, наконец, что в одиночку ей Мерлина и Грааль не одолеть. Требовался новый план действий, и она его придумала. Помогла, как ни странно, Вторая мировая война.

Когда союзники высадились в Британии, и сражения велись в окрестностях Эйвбери, Моргана стала незримой свидетельницей боя, в котором молодой офицер-десантник Аткинсон получил смертельную рану. Фата подобрала его, укрыла от российских солдат и вылечила – для неё это было нетрудно. Ни о какой доброте и милосердии, разумеется, речь не шла. Просто любвеобилие фаты не уступало её тщеславию и властолюбию. При виде мужественного, привлекательного, атлетически сложенного Аткинсона в ней вспыхнула похоть. Поставив офицера на ноги, она тут же уложила его в постель.

Их любовная связь длилась долго. В каком-то смысле Моргана привязалась к Аткинсону. Она последовала за ним в Лондон и помогла получить образование. Со временем бывший десантник понял, с кем спит, но вряд ли его это испугало. Он был околдован, как и все его бесчисленные постельные предшественники – и рыцари Круглого стола, и правители британских королевств, и богатые буржуа, и многие, многие другие. Но именно Аткинсону было суждено стать отмычкой к подземному храму, скрывавшему от мира Грааль и Мерлина.