— О да, вы большой специалист по части лизать задницы.

— Кассиди, замолчи!

Но он не обратил внимания на окрик Краудера и пошел в атаку на Петри:

— Вы чувствовали себя как дома, сидя на его подиуме. Вы такой же говнюк, как и он. По-моему, Уайлд был воплощенным Алистером Петри в рясе. Как и вы, он был самодовольным, эгоистинным человеком, чьим единственным талантом было дурить людей.

Петри побагровел, но голос его сохранял спокойствие.

— Вы можете сколько угодно оскорблять меня. Но факт остается фактом. Ясмин была со мной в ту ночь, когда был убит Джексон Уайлд.

— Где вы были?

— В «Даблтри».

— Вы провели всю ночь в «Даблтри», и ваше отсутствие не вызвало никаких подозрений миссис Петри?

— Я часто остаюсь на ночь в городе, если допоздна засиживаюсь на работе, а рано утром уже назначена очередная деловая встреча. Ночуя в отеле, я экономлю время, и это дает мне возможность хоть немного выспаться.

— Да, и еще возможность обмануть жену.

— Я пытаюсь говорить с вами начистоту, — со злостью воскликнул Петри. — Я же признаю, что был с Ясмин в «Даблгри»!

— Я проверю это.

— Не сомневаюсь.

— А как вы объясните, что из ее револьвера был убит Джексон Уайлд, если не она нажала на курок?

— Может быть, я попробую пролить свет и на это.

— Будьте так любезны.

После столь саркастического замечания Петри решил обращаться непосредственно к Краудеру:

— Ясмин при мне нашла свой исчезнувший револьвер.

— Нашла?

— Да. Она была очень удивлена, обнаружив его на дне сумки, с которой пришла. Она сказала, что уже считала его утерянным, — может, потеряла где-то в дороге между Нью-Орлеаном и Нью-Йорком.

Кассиди мысленно выругался Все это в точности совпадало с показаниями Клэр и рушило его версию ко всем чертям. Тем не менее он не оставлял своего задиристого тона.

— Я вам предлагаю опросить всех, у кого мог быть доступ к сумке Ясмин, — сказал Петри. — И прекратить тратить время на расследование ее похождений в ту ночь.

— Что вам, безусловно, будет только на руку, не так ли? Спокойно отреагировав на колкость Кассиди, Петри потянулся к своему портфелю.

— Расследование преступления и подготовку обвинении я оставляю вам, мистер Кассиди. — Он слегка улыбнулся — По сути дела, я избавил вас не только от лишних трудов, но и от публичного позора.

— На самом-то деле печетесь вы о себе, — с ядовитой усмешкой произнес Кассиди. — Вы признались нам в том, что были любовником Ясмин, только затем, чтобы не распространяться об этом перед своими избирателями. И вновь Петри парировал с легкой улыбкой:

— Будет лучше, если вы все-таки последуете совету своего наставника, мистера Краудера. Ваша амбициозность делает вам честь, мистер Кассиди. Но если вы хотите занять это кресло, — кивнул он в сторону стола Краудера, — советую изучить правила игры.

— Я не копаюсь в дерьме политики, если вы это имеете в виду.

— Политика присутствует во всем, мистер Кассиди. И дерьма тоже везде хватает. Так что если вы собираетесь трудиться на государственном поприще, привыкайте разгребать этот мусор.

— Браво, экспромт хорош, Петри, но звучит так, словно заранее отрепетирован. Это для вас жена написала?

С Петри мгновенно слетела спесь. Брызгая слюной, он прошипел:

— В сегодняшнем вечернем номере «Тайме пикайюн» я рассчитываю прочитать следующее: «Специалист, проводивший баллистическую экспертизу, допустил серьезную ошибку; обвинения помощника окружного прокурора Кассиди, выдвинутые против Ясмин, необоснованны; прокуратура снимает свои прежние заявления в связи с возможной причастностью Ясмин к убийству Уайлда; расследование направлено в другое русло». Пусть ее самоубийство останется необъяснимым поступком неуравновешенной женщины, которая в силу причин, известных лишь ей одной, покончила с жизнью на пороге моего дома, вероятно, рассчитывая тем самым на какой-то радикальный политический жест.

— Вы уже полностью отмыли стены от ее мозгов?

— Кассиди!

— Или просто сменили обои?

— Кассиди!

Замечания Краудера вновь не возымели действия.

— Неужели можно так быстро от всего отмыться, Петри? Немного воды, порошка, и все — она улетучилась! Неужели ее жизнь так мало значила для вас?

Выпалив свои оскорбления, Кассиди надеялся сокрушить стену, за которой в силу своего общественного положения укрывался настоящий Петри. Он хотел сразиться с ним как мужчина с мужчиной, на поле равных возможностей. Он хотел видеть Петри разозленным, перепуганным, расстроенным. И в конце концов получил то, что хотел — Ясмин ни черта не стоила тех испытаний, на которые обрекла меня своей смертью, — ухмыльнулся Петри. — Она была всего лишь шлюхой, но самой стоящей из всех, кого я знал. Жаль, вам не повезло, что вас потянуло на холодную Клэр Лоран, а не на Ясмин.

Кассили бросился на него и одним ударом отшвырнул конгрессмена обратно в кожаное кресло. Сжав пальцами его горло, придавив коленом бедро, он прорычал:

— Если Ясмин была шлюхой, кем же тогда был ты, ублюдок? — Он еще сильнее сдавил ему горло и всадил коленом в пах. Петри пронзительно взвизгнул. Кассиди с наслаждением отметил ужас в его глазах.

Но радовался он недолго. Краудер хотя и был на тридцать лет старше, но весил на сорок фунтов больше и был здоров как бык. Его руки, словно мешки с мокрым цементом, опустились на плечи Кассиди; нога, на которую тот опирался, подкосилась. Краудер оттащил Кассиди от конгрессмена, который, обхватив горло, тяжело заглатывал воздух, лишь повторяя: «Он сумасшедший».

— Прошу прощения за крутой нрав моего заместителя, — сказал Краудер. Одной рукой он все еще придерживал Кассиди и многозначительно посматривал на него.

Петри, собрав остатки достоинства, поправил пиджак и пригладил ладонью волосы.

— Я намерен возбудить дело об оскорблении чести и достоинства. Мой адвокат даст вам знать.

— Нет уж, — резко оборвал его Краудер. — Это у вас не пройдет, если только вы не хотите сделать достоянием гласности содержание нашего сегодняшнего разговора. Пока он остается конфиденциальным. Как только вы начнете судебную тяжбу о том, что здесь произошло, тут же все станет известно прессе.

Петри вскочил как ужаленный. Скрытая угроза Краудера возымела действие. Не проронив больше ни слова, конгрессмен удалился.

После его ухода в кабинете на некоторое время воцарилась напряженная тишина. Наконец Кассиди со злостью отшвырнул руку Краудера, которой тот все еще придерживал его.

— Знаю, о чем ты думаешь, — сказал Краудер.