на Мартика, который подсел поближе к Грете и смело пододвинулся к ней, внутренне съежился, заторопился было встать, но потом раздумал и так и остался сидеть у стола.

— Когда я вошел, вы прервали вашу игру, — обратился Мартик к Грете, — разве я не достоин ее слушать?

— Не достойны, — отвечала вдова. — Вы браните наших миннезингеров, а я люблю их.

— Жаль, что я у них не научился, может быть, тогда и вы были бы ко мне милостивее, — вздохнул Сула.

Грета смело взглянула на него.

— Я и так вас достаточно люблю, — возразила она, — а если бы еще больше любила, какая была бы вам от этого польза?

— Как какая? — выкрикнул Сула.

— Вы же меня знаете, — холодно продолжала Грета, — я ведь непостоянная. Мне каждый день кто-нибудь новый нравится. У вас есть свои дни, а у него — свои (она указала на Вурма), а иногда мне больше всех нравится чех, которого и вы полюбили, а кроме вас троих, мало ли еще кто может мне понравиться? И так мне всего приятнее, а рабой я никому не буду.

— А королевой? — подхватил Вурм.

— Королевы царствуют у вас только до тех пор, пока не кончатся свадьбы, а там вы и их обращаете в невольниц, — отозвалась Грета. — Я это хорошо знаю, поэтому не хочу быть ни королевой, ни рабой, а лучше останусь сама себе госпожой и вдовой!

Вурм вскочил с места. Он забыл даже, что его слушает Мартик, и живо заговорил:

— Но вам не позволят так остаться. Рано или поздно, а вы должны будете кого-нибудь выбрать.

— Ну так пусть это будет лучше поздно, и как можно позднее, — засмеялась Грета.

Щеки ее зарумянились.

— Может быть, и выберу, — прибавила она, — но только не вас.

Вурм гневно ударил рукой по столу, а Мартик громко рассмеялся. Курцвурст в своем углу тоже не мог удержаться и, закрыв рот огромной лапой, прыснул со смеху.

IX

Был прекрасный, теплый осенний вечер, один из тех вечеров, которые напоминают лето, но не имеют уже его жары. Воздух, напоенный ароматами широких полей, освежал грудь и казался насыщенным дарами осени. По деревням раздавалась музыка и пение, потому что в эту пору у нас засылают сватов и справляют свадьбы, и устраивают всякие празднества и вечеринки. Стоги и амбары, полные хлеба, засеянные поля и в каждой, даже самой убогой хате достаток. Под городом тоже было шумно, весело и многолюдно: в корчмах паненок Звежинецких, в Остро-гонце и в Креткувке, в подгородных шинках и в трактирах в предместьях Кракова народ останавливался по дороге и подкреплялся пищей и напитками. Лишь немногие возницы, проезжая мимо шинка и слыша, как там наигрывают и весело танцуют, удерживались от искушения остановиться хоть на минуту. Коням подбрасывали немного сена, и они стояли себе спокойно, поджидая хозяев.

Час, когда закрывали городские ворота, еще не наступил, а тогдашние заставы — Флорианская, Славковская, Шевская, Вис-лянская, Миколаевская и Мясницкая — были всегда открыты и не охранялись стражей.

И никто поэтому не обратил внимания, что в этот день, начиная с полдня, в город прибыло множество народа из деревень. Может быть, больше, чем всегда. Но так как въезжали не в одни ворота и не все сразу, а на улицах никто особенно не обращал друг на друга внимания, то и не сразу было замечено, что в городе как будто готовился какой-то съезд.

В то время, да и долго еще потом, существовал обычай, в случае, если в домах для приезжих не хватит места, принимать гостей, знакомых и незнакомых, к себе. Так было и в Риме в тот юбилейный 1300 год, когда там был Локоток и когда на улице Клавдиана пилигримов зазывали во все дома и угощали их, правда, за их же собственные деньги.

То же самое было и в Кракове. В этот день почти во все более видные дома в городе стучались приезжие гости-помещики.

Они прибыли в сопровождении вооруженных воинов — что никого не удивило, потому что в то время никто не решался отправиться в путь, не будучи вооруженным, — пышно одетые; за ними ехали возы и шли слуги. В каждой такой группе рыцарей было несколько человек, известных твердостью убеждений и хорошо знакомых всем горожанам по своему положению и званию. Некоторые из них, как, например, Вержбента, каштелян, и Войцех, жмигродский воевода, имели здесь собственные дома и останавливались в них, приглашая к себе и других; помещики из-под Сандомира и Куяв разместились у мещан.

Со всех сторон через городские ворота наехало к вечеру столько гостей, что на улицах не было прохода, а из всех ворот, дворов и домов доносились громкие голоса множества людей. Слуги наполнили все шинки и пивные.

И только тогда Фейт, начальник городской стражи и квартальных, спохватился, что в город прибыло необыкновенно много приезжих. И притом совершенно неожиданных, потому что не предвиделось ни праздника, ни какого-либо съезда.

Встревоженный Фейт побежал в ратушу, надеясь найти там войта Альберта.

Но его там не было. Сказали, что он поехал к брату своему Генриху. В ратуше Фейт нашел только бурмистра Амилея из Мехова, одного из самых богатых купцов, который меньше всех интересовался городскими делами, заботясь прежде всего о своих собственных. Амилей ждал Павла с Берега, с которым ему надо было о чем-то потолковать. Он прохаживался в одиночестве по большой зале ратуши, когда вбежал взволнованный Фейт.

— Говорят, войта нет дома… и его заместители тоже неизвестно где… а между тем тут спешное дело!

— Какое дело? — равнодушно спросил Амилей. — Драка на улице? Или торговки поцарапались?

Богатый Амилей из Мехова не имел желания вступать в беседу со служащими и хотел отделаться от начальника стражи насмешками. Но Фейт, на ответственности которого была охрана Города, бородатый и кудлатый великан в остроконечном шлеме, весь в железной броне, тоже считал себя важным человеком и вовсе не считал нужным оказывать почести Амилею, потому что он был не какой-нибудь войт, а простой советник.

— Наши паны войты пируют себе и веселятся, — сказал он, — а тут…

— Что же, пожар? — иронически заметил Амилей.

— А может быть, и загорится, — печально отвечал Фейт, — может быть, случится что-нибудь похуже огня… если только есть большее несчастье, чем огонь.

Он с беспокойством поглядывал вокруг, когда в зале вдруг появился Гануш, возвращавшийся из пивной, один из панов войтов.

— Чего ты такой сердитый, Фейт? — спросил он.

— А разве вы не заметили, что происходит в городе? Теперь уже я с квартальными ничего