– Попридержите коней, Мартин… Еще неизвестно, сможете ли вы оплатить счет… Нам больше ничего не нужно.

– Человек, еще бутылку вина!

– Можно подумать, что мы собираемся кутить всю ночь, – закряхтел Рой.

– Если понадобится, то я могу заплатить моим телом… Алиса, снимите маску… Вы под маской – прелестное, милое дитя… Подойдите со мной к краю пропасти… Ах, я слишком пьян, я не могу вам высказать все, что я чувствую.

Он снял свои очки в черепаховой оправе и сдавил их в кулаке. Стекла, сверкая, покатились по полу. Зевавший лакей нырнул за ними под стол.

Несколько секунд Мартин сидел, мигая. Остальные смотрели друг на друга. Потом он вскочил на ноги.

– Я вижу ваши надменные, чванные усмешки! Не удивительно, что у нас больше не может быть ни приличных обедов, ни приличных разговоров… Я должен доказать вам мою атавистическую искренность… – Он начал развязывать галстук.

– Послушайте, Мартин, дружище, успокойтесь, – твердил Рой.

– Не смейте останавливать меня. Я должен ринуться в бездну искренности… Я побегу на черную пристань Ист-ривер и брошусь в воду.

Херф выбежал за ним на улицу. На пороге Мартин сбросил с себя пиджак, а на углу – жилет.

– Черт возьми, он бежит, как олень! – задыхаясь и стукаясь плечами о плечо Херфа, говорил Рой.

Херф подобрал пиджак и жилет, взял их подмышку и вернулся в ресторан. Оба были бледны, когда сели на свои места рядом с Алисой.

– Неужели он действительно утопится? – все время спрашивала она.

– Нет, конечно, нет, – сказал Рой. – Он пойдет домой. Он решил разыграть нас, потому что мы все время высмеивали его.

– А что, если он действительно утопится?

– Это будет ужасно… Я очень люблю его. Мы назвали нашего ребенка в его честь, – сказал Джимми угрюмо. – Но если он действительно чувствует себя таким несчастным, то какое право мы имеем останавливать его?

– Ах, Джимми, – вздохнула Алиса, – закажите кофе.

На улице прогудела, прогремела, проревела пожарная машина. Их руки были холодны. Они молча потягивали кофе.

Фрэнси вышла из двери вместе с шестичасовой толпой, стремившейся домой. Дэтч Робертсон поджидал ее. Он улыбался; на лице его играл румянец.

– Что такое, Дэтч, что это? – слова застряли у нее в горле.

– А разве тебе не нравится?

Они пошли по Четырнадцатой улице, поток лиц струился мимо них.

– Все в порядке, Фрэнси, – спокойно сказал он.

На нем было светло-серое весеннее пальто, светлая фетровая шляпа. Новые, остроносые, красные полуботинки сверкали.

– Как тебе нравится мой наряд? Я себе сказал: ни за что не стоит браться, пока ты не будешь прилично выглядеть.

– Но, Дэтч, откуда все это?

– Пощупал табачную лавку… Да, было дельце…

– Тсс, не говори так громко, кто-нибудь услышит.

– Никто не поймет, о чем я говорю.

Мистер Денш сидел в углу будуара Louis XIV у миссис Денш. Он сидел, скорчившись, на маленьком золоченом стуле с розовой спинкой. Его огромный живот покоился на коленях. Толстый нос и складки, тянувшиеся от носа к углам широкого рта, образовали два треугольника на его зеленом, помятом лице. Он держал в руках пачку телеграмм; сверху синяя расшифрованная бумажка: «Дефицит гамбургского отделения приблизительно 500 000 долларов. Подп. Гейнц». Куда он ни глядел, он всюду видел в маленькой комнате, наполненной блестящими безделушками, багровые буквы «приблизительно», плясавшие в воздухе. Потом он заметил, что горничная-мулатка в плоеном чепчике вошла в комнату и смотрит на него. Его взгляд упал на большую плоскую картонку, которую она держала в руках.

– Что это такое?

– Это для миссис, сэр.

– Дайте сюда. От Хиксона? И чего ради она покупает все новые и новые платья, вы можете мне сказать? От Хиксона!.. Откройте… Если платье будет дорогое, я отошлю его обратно.

Горничная осторожно сняла папиросную бумагу. В картонке лежало бальное платье персикового и горохового цветов.

Мистер Денш с грохотом вскочил на ноги.

– Она, наверно, думает, что война еще продолжается… Скажите, что мы этого не примем. Скажите, что Денши тут не живут!

Горничная подхватила коробку, покачала головой и ушла, задрав нос. Мистер Денш уселся на маленький стул и опять углубился в телеграммы.

– Анни, Ан-ни-и-и! – раздался пронзительный голос из соседней комнаты.

Затем появилась голова в кружевном чепце в виде фригийского колпака, а за головой – крупное тело, кое-как покрытое халатом.

– Что такое, Денш? Что ты тут делаешь утром? Сейчас сюда придет парикмахер.

– Очень важное дело… Я только что получил телеграмму от Гейнца. Серена, дорогая моя, дела фирмы «Блэкхед и Денш» очень плохи в Америке и в Европе…

– Да, мадам, – раздался за его спиной голос горничной.

Он пожал плечами и подошел к окну. Он чувствовал себя усталым, больным и отяжелевшим. На велосипеде проехал мальчик рассыльный. Он смеялся, щеки у него были румяные. Денш увидел себя, почувствовал себя на мгновенье молодым и стройным, бегущим без шапки по Пайн-стрит[202]много лет тому назад, глядящим искоса на женские ножки. Он отошел от окна. Горничная ушла.

– Серена, – начал он, – неужели ты не можешь понять весь ужас положения?… Цены на бобы упали… Полный крах… Разорение… Понимаешь, разорение!

– Ну хорошо, мой дорогой, но причем же тут я?

– Надо экономить. Понимаешь, цены на каучук тоже упали… Это платье от Хиксона…

– Вот это мило! Ты хочешь, чтобы я выглядела на балу у Блэкхеда как сельская учительница, да?

Мистер Денш закряхтел и покачал головой.

– Ах, ты не хочешь понять… Наверно и бала-то никакого не будет… Слушай, Серена, что я тебе скажу… Я хочу, чтобы ты приготовила один чемодан, – так, чтобы мы каждую минуту были готовы к отъезду. Мне нужен отдых. Я думаю поехать в Мариенбад полечиться… Тебе это тоже будет полезно.

Их взгляды вдруг встретились. Все маленькие морщинки на ее лице углубились; мешки под ее глазами были похожи на сморщенные воздушные шары. Он подошел к ней, положил руку ей на плечо и вытянул губы, чтобы поцеловать ее, но она внезапно вспыхнула.

– Я не хочу, чтобы ты совался в мои дела с портнихами… Не хочу, не хочу!

– Ну, поступай как знаешь…

Он вышел из комнаты, вобрав голову в широкие, обвислые плечи.

– Ан-ни-и-и!

– Да, мадам.

Горничная вернулась в комнату. Миссис Денш опустилась на маленькую софу. Ее лицо позеленело.