Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты знаешь, что я очень люблю тебя и всегда буду любить.
– Я говорю о настоящей любви. Ты знаешь, что я хочу сказать! – прервал он ее резко.
– Кажется, я вообще не способна долго любить кого-нибудь, пока он не умрет… Я скверный человек. Бесполезно об этом говорить.
– Я знал это. И ты знала, что я знаю. Господи, как все паршиво, Элли!
Она сидела, поджав ноги, обхватив руками колени, и смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Ты действительно так безумно любишь меня, Джимпс?
– Знаешь что, Элли, – разведемся, и дело с концом.
– Зачем торопиться, Джимпс?… И, кроме всего прочего, есть еще Мартин. Как быть с ним?
– Я как-нибудь наскребу для него денег. Бедный малыш…
– Я зарабатываю больше тебя, Джимпс… Тебе это не придется делать.
– Знаю. Знаю. Разве я не знаю?
Они сидели молча и смотрели друг на друга. Их глаза загорелись от того, что они смотрели друг на друга. Джимми вдруг страшно захотелось заснуть, чтобы ничего не помнить, зарыться головой в темноту, как в колени матери, когда он был ребенком.
– Ну, я пойду домой. – Он сухо рассмеялся. – Кто мог думать, что все так кончится, а?
– Спокойной ночи, Джи-импс, – протянула она, зевая. – Ничего еще не кончилось… Если бы мне только не хотелось так дико спать… Ты потушишь свет?
Он пробрался в темноте к двери. На улице уже начинало сереть арктическое утро. Он побежал домой. Ему хотелось лечь в кровать и уснуть до того, как станет светло.
Длинная низкая комната с длинными столами посредине. Столы завалены шелковыми и креповыми тканями, коричневыми, розовыми, изумрудно-зелеными. Запах перекушенных ниток и материй. Над столами – склоненные головы, каштановые, белокурые, черные – головы шьющих девушек. Рассыльные мальчики передвигают по комнате вешалки с готовыми платьями. Раздается звонок, и комната, точно птичник, наполняется шумом, разговорами и визгом.
Анна встает и потягивается.
– Ах, голова болит, – говорит она соседке.
– Опять не спала ночью?
Она кивает.
– Ты это брось, моя милая, а то испортишь себе цвет лица. Девушка не должна жечь свечу с обоих концов, как мужчина, – говорит соседка, тощая блондинка с кривым носом; она обнимает Анну. – Эх, мне бы хоть часть твоего веса!
– Я сама не прочь уступить тебе его, – говорит Анна. – Что я ни ем – все время полнею.
– И все-таки ты не толстая. Ты просто пухленькая. Тебя, должно быть, приятно потискать. Попробуй-ка носить мужской покрой платья – ты будешь чудно выглядеть.
– Мой дружок говорит, что ему нравится, когда девочка полненькая.
На лестнице они протискиваются сквозь кучку работниц, внимательно слушающих рыжеволосую девушку; та быстро рассказывает что-то, широко раскрывая рот и вращая глазами:
– Она жила как раз в соседнем квартале на Камерон-авеню, двадцать два тридцать. Она была в «Ипподроме» с подругами, и когда они возвращались, было уже поздно, а она пошла домой одна по Камерон-авеню, понимаете? На следующее утро родные хватились, начали искать – а она лежит на пустыре за рекламным щитом.
– Уже мертвая?
– Ну да… Какой-то негр изнасиловал ее, а потом задушил… Я ужасно боюсь. Я ходила вместе с ней в школу. Теперь, как только стемнеет, у нас ни одна девушка не выходит на улицу – все боятся.
– Да-да, я все это читала вчера вечером в газете. Подумайте только – жить рядом, в соседнем квартале…
– Ты видел, я тронула локтем горбуна! – воскликнула Рози, когда они уселись в такси. – В вестибюле театра…
Он подтянул брюки, натянувшиеся на коленях.
– Это принесет нам счастье, Джек. Горбуны всегда помогают… Надо только притронуться к горбу… Ой, мне дурно! Как быстро едет такси.
Их подбросило вперед, автомобиль внезапно остановился.
– Боже мой, мы чуть не переехали мальчика.
Джек Силвермен погладил ее по колену.
– Бедная девочка, ты выглядишь совсем усталой.
Когда они подъехали к отелю, она дрожала и прятала лицо в воротник шубы. Они подошли к конторке, чтобы взять ключ, и клерк сказал Силвермену:
– Тут вас дожидается один джентльмен, сэр.
Плотный мужчина подошел к нему, вынимая сигару изо рта.
– Пройдите, пожалуйста, сюда на одну минутку, мистер Силвермен.
Рози показалось, что она теряет сознание. Она стояла совершенно неподвижно, точно окаменев, глубоко запрятав лицо в меховой воротник.
Они сели в кресла и начали разговаривать, сблизив головы. Шаг за шагом она подошла ближе и стала прислушиваться.
– Ордер… департамент юстиции… мошенничество…
Она не слышала, что отвечал Джек. Он все время кивал головой, как бы соглашаясь. Потом вдруг заговорил, мягко, улыбаясь:
– Я выслушал вас, мистер Роджерс… Теперь выслушайте вы меня. Если вы арестуете меня теперь, то я буду разорен. Множество людей, вложивших деньги в это предприятие, тоже разорятся… А через недельку я смогу ликвидировать дело с прибылью… Мистер Роджерс, я сильно пострадал из-за моей глупой доверчивости.
– Я ничего не могу сделать… Я обязан исполнить данное мне предписание… Боюсь, что мне придется произвести у вас обыск… У нас, видите ли, есть кое-какие детальки… – Он стряхнул пепел с сигары и начал читать монотонным голосом: – «Джэкоб Силвермен, он же Эдуард Февершэм, он же Симеон Арбэтнот, он же Джек Хинклей, он же Дж. – Дж. Голд…» Славный списочек… Мы основательно потрудились над вашим делом, если уж говорить откровенно.
Оба встали. Человек с сигарой кивнул головой тощему человеку в кепи, читавшему газету в противоположном углу вестибюля.
Силвермен подошел к конторке.
– Меня вызывают по делу, – сказал он клерку. – Будьте добры, приготовьте счет. Миссис Силвермен пробудет у вас еще несколько дней.
Рози не могла говорить. Она последовала за тремя мужчинами в лифт.
– Искренне сожалею, мадам, – сказал тощий сыщик, прикоснувшись к козырьку кепи.
Силвермен открыл им дверь комнаты и старательно запер ее.
– Благодарю вас за вашу деликатность, джентльмены… от имени жены…
Рози сидела на стуле в углу комнаты. Она крепко прикусила язык, чтобы не тряслись губы.
– Мы понимаем, мистер Силвермен, что это не обычное уголовное дело.
– Не хотите ли выпить, джентльмены?
Оба покачали головой. Толстый закурил новую сигару.
– Ну, Майк, – сказал он тощему, – начните с шкафа и ящиков.
– Вы действуете согласно предписанию?
– Если бы мы действовали согласно предписанию, то мы должны были бы надеть на вас наручники и арестовать вашу жену как соучастницу.