Даша знает все. Про учителей, про их семьи, а уж про школьников!.. Про школьников, правда, не так интересно, особенно про малявок. Но сейчас граница между тем, малявка ты или не малявка, резко и угрожающе поползла вниз. По школе, по их лицею ходят семиклассницы в огромных, раздутых поролоном лифчиках, с сильно накрашенными глазами, с нарисованными на пол-лица губами. И если бы они просто ходили! Они целуются взасос с такой же малышней, конечно, старшеклассники не будут позориться, целоваться с ними в школе. А вот после школы – пожалуйста. Даше, администратору школьной беседы «Подслушано», это как ни кому хорошо известно. И фотки присылают – не чужие, свои. Чтобы она их поставила. Кто что кому и как целует. Но у Даши – закон: никакой порнографии. Если красивая фотография – она ее поставит. Любая. Машина, цветок, малыш, разрушающийся дом – в уродстве тоже есть своя страшная, отчаянная красота, еда – сколько угодно еды можно поставить, ее много не бывает, губы, глаза – все снятое отдельно, получаются иногда оригинальные снимки, котята, собачки, красивые позы, красивые тела… Если красиво – это не порнография. Так Даша для себя определила. А раз она так считает, то это правильно. Когда Аристотель или кто-то из тех, чьи слова считаются безоговорочной истиной, писали свои занудные книги, они ведь ни у кого совета не спрашивали – так это или не так. Так! Вот и у Даши – так.

У каждого свое мнение. Кто свое мнение хочет и умеет высказывать, тот и высказывает. А правда – у сильного. Всё. И вовсе не наоборот. Правда – в силе, а не сила в правде. Это Дашино кредо. И пусть кто-то докажет ей, что это не так. Пока никому не удавалось. Ни отцу, которого теперь не заботит, что она ест и во что одета, у него новорожденный ребенок, очередной, и ему ничего не интересно, он с Дашей толком пару слов не скажет по телефону, виделись последний раз осенью, он все про «братьев» ей рассказывал, какие они умные, какие у них головы, как у древних египтян – длинные, мозг там особый, значит, не как у Даши… Ни матери не нужна, которая вдруг решила в тридцать восемь лет, что ей нужно срочно устраивать свою личную жизнь. До этого, пока Даша страдала в китайском интернате, никак не смогла устроить, а вот сейчас вроде как получилось. Зацепился кто-то один. Устроила? Вот и радуйся теперь, а Дашу не трогай. Бегай со своим самцом, который на тебе жениться не собирается, а Дашу больше учить ничему не надо, Даша – ученая, сама научит кого угодно.

Борода прищурилась, листая дальше Никин телефон. Она села поглубже в тень, заслышав голоса идущих с моря. Жарко, и правда искупаться бы, но сейчас не до купанья. Очень хочется поскорее все узнать. Как здорово, что человек делает сам себе архив, дневник, видеопаспорт – как угодно назови. И если это попадет в умные руки – человеку конец, он раздет с ног до головы. Все кишки навыворот. Ну – что это? Зачем она еще детские фотографии сюда пересняла свои? На Дашу смотрела милейшая девочка с огромными сияющими глазами. Девочка ехала на лошадке, у лошадки была красная шапочка, а у девочки – красный берет, длинная широкая юбка и синие выпендрежные сапожки… А у Даши таких сапожек никогда не было. И на лошадке она не каталась. Потому что ее матери надо было много работать, чтобы прокормить Дашу, чей отец не выдержал и двух лет отцовства, пошел дальше гулять по жизни, совершенно не интересуясь Дашей. Плодится, размножается, не заботясь, как растут на него похожие дети…

Да разве дело в отце и в сапожках! Просто… Почему один человек растет красивым, стройным, гибким, любая фотография у него получается как шедевр – неважно, кто-то снимает его самого или этот человек щелкает небо, деревья, дома на бегу, особо даже и не стараясь. И сам он как шедевр, этот человек, как там в жестоких детских сказках рассказывалось – девять фей стояли у колыбельки, каждая подарки дарила… Зашли бы лучше в соседний дом, парочка фей могла бы и завернуть к Даше. Ничего! Она еще всем покажет! Даша резко переключила телефон, открыв другую папку. Сейчас она посмотрит записки. Адрес… Что за адрес? Область… село… почтовое отделение… монастырь… Ерунда какая-то, зачем Нике точный адрес монастыря? Ласточкина в монастырь собралась? А что? Она же чокнутая…

Даша стала читать сообщения, адресатов было не так уж много, в основном какая-то Таня, школьная ее подружка, которая вечно ходит с потусторонним лицом, отбрасывает пегие волосы с лица… Да отец… Надо же, какие нежности… Что-то противоестественное в том, когда такие близкие отношения с отцом… Бывает же так… Даша повела крупными плечами… Ну ясно… Избалованная, любимая, матери только нет у этой любимой папиной дочки… А у нее, у Даши – есть!

«Пап, а если она постриг примет, она уже обратно не выйдет?» О ком это она? Даша стала быстро листать дальше. «Дочка, маме там непросто, давай поговорим дома. Не думай в школе об этом. Хорошо?» Там – это где? Даша, чувствуя, что вот-вот поймет что-то очень важное, просматривала переписку… Интересно… Вот это, конечно, роман… Что может быть интереснее чужих писем, которые писались без оглядки на посторонних. Вот она какая, настоящая Ласточкина – слабая, слабая… ноет… к отцу своему все лезет, лезет, он пишет «занят, извини, не могу долго писать», а она все лезет, что-то там пишет, посылает ему какие-то сердечки, улыбочки… Даша бы так не стала. Если бы ее отец хоть что-то ей написал, она бы… Даша вздернула голову. Она бы просто и остроумно что-то ему ответила. Коротко. Без всяких сопливых сердечек. «Пап, а можно поехать в брюках? Меня пустят в монастырь?» Что за рефрен такой? Даша быстро перелистнула фотографии… Вот он, этот монастырь, наверно… «А если она не захочет со мной разговаривать, не выйдет ко мне…»

Даша даже опустила телефон и посмотрела на небо. Вот есть же Бог! Надоумил ее! Ведь она просто так взяла телефон Ласточкиной, сама не знает зачем… Вот оно как, оказывается… Мать – в монастыре. Точно. Ласточкина копировала всякие статьи о монастырях, о жизни, о правилах пострига… В телефоне куча сохраненных документов. Не для себя же. И ехали они к кому-то. И Ласточкина собирала какие-то вещи, а отец сказал, что ничего собирать не надо, что «у нее там все есть». Ясно, мать ее не в тюрьме – в монастыре! Почему Даша так уверена? Она – чувствует. Она точно ничего не знает, но чувствует. Потому что она привыкла постоянно иметь дело с людьми, хорошо разбирается в психологии, видит между строк, по крохам информации может восстановить картину. Она – администратор огромного интернет-сообщества! Да еще какого! Где обсуждается всё, что происходит в школе, и все, кто там учится и работает. И ограничений никаких нет. Писать можно все что хочешь и что разрешит публиковать Даша.

Борода быстро переслала себе, на всякий случай, контакты – отца Ласточкиной, ее друзей. Пригодится. Пролистнула переписку с Кириллом. Но он козел, конечно… Оказывается, увивался вокруг Ласточкиной с первого дня, как она сюда приехала! А так и не скажешь! Ерунду какую-то писал, котиков подмигивающих посылал, придурок… картиночки… Вот оно как… «Где ты летаешь?» Как разговаривать-то умеет! «Спишь? Мне не спится. Хочешь, до моря пройдем?» Прошли они, интересно, до моря? Что там у них было? Даша судорожно стала листать. Ну, ну… Где подробности? Ведь написала бы Ласточкина потом и ему в другом тоне, и своей подружке… Что там и как у них на море было…

Борода листала-листала переписку, попробовала зайти Вконтакт, но связь была средняя, загружалось все медленно, толком ничего не прочитала. Но главное она уже поняла. Кирилл увивался вокруг Ласточкиной только здесь, а в школе они как будто и знакомы не были, ходили мимо. Про мать – понятно, про близкие отношения с отцом – тоже. В общем, портрет врага стал яснее.