а некогда бледная кожа Энн покраснела, обгорела и покрылась волдырями, хотя она и не жаловалась. Какое-то время они шли по краю обрыва, а потом свернули направо, подальше от края, в лес, и на закате пересекли небольшой ручей, из которого наполнили свои фляги, но только после того, как напились до тех пор, пока не стали готовы лопнуть.

‘Мы должны разбить лагерь здесь, Юдифь. - У ручья, - сказала Энн.

‘Нет. - Юдифь покачала головой. - Вот видишь? - Она указала на юг, где ручей расширялся, и импала с дюжиной антилоп суни стояли, лакая воду, и пили с таким же аппетитом, как и женщины. - Леопард и лев, может быть, гепард тоже поймет, что именно сюда приходят эти животные в сумерках. Здесь для нас небезопасно.’

Несмотря на все это, Энн улыбнулась. - ‘В Уэстбери-он-Трайме о таких вещах можно не беспокоиться, - сказала она. - Рыжий кот моей мамы - самое свирепое животное на нашем пути’ - и даже Юдифь рассмеялась.

Когда они разбили лагерь, уже стемнело. Юдифь решила, что на этот раз у них будет костер. Если бы не львы, она никогда бы не рискнула разжечь костер, если бы человек в маске был поблизости. Кроме того, и она, и Энн в последние дни почти столько же времени смотрели назад, сколько и вперед, и ни одна из них не видела никаких признаков того, что за ними следуют мужчины.

С помощью кремня и стали, которые она взяла у мертвого португальского моряка, и используя старое птичье гнездо ткача вместо трута, она уговорила несколько угольков зажечь пламя, но только после того, как вырыла яму в земле, чтобы не было видно самого пламени. Но свечение от него, вероятно, могло бы быть, поэтому она сделала все возможное, чтобы заслонить его мягкими древесными ветвями от кустарника, который был усыпан желто-золотыми цветами. Без лезвия ей пришлось приложить немало усилий, чтобы скрутить и обломать ветки, но оно того стоило. Она сказала себе, что львы и другие звери почуют запах дыма и повернутся к ней хвостом. А если им понадобится использовать мушкет, огонь будет означать, что они смогут быстро зажечь спичку.

- Странно, что даже такой маленький костер может поднять настроение, - сказала Энн с улыбкой на потрескавшихся губах, глядя на пламя. Ночной хор насекомых и бесчисленных других неизвестных существ, казалось, заполнял темноту вокруг них, но слабое пламя было чем-то, за что можно было уцепиться, так что Юдифь была почти уверена, что приняла правильное решение.

Они ели фрукты, которые Юдифь сорвала с огромного баобаба. Она сказала Энн, что это называется обезьяньим хлебом, и пока они ели, она использовала полоски древесной коры в качестве бинтов, чтобы перевязать кровоточащие ноги Энн. Потом, когда Энн заснула, Юдифь сжевала еще несколько листьев кхата, которые она сохранила. Но даже они не могли удержать ее от сна.

До рассвета было еще далеко, когда последние языки пламени замерцали и погасли.

А потом появились гиены.

***

Второй день погони закончился, и личный раб Канюка по имени Джомо наливал ему в пересохший рот воду. Это было мгновение дня, которого Канюк жаждал больше всего на свете и в то же время ненавидел, потому что то, как он сосал металлический носик, как ребенок сосал сосок своей матери, только подчеркивало его беспомощность. Джомо знал это и привык к тому, что его хозяин был еще более резок и требователен, чем в другое время, когда он пытался восстановить свою власть. Поэтому сейчас было не самое подходящее время обращаться к нему с какой-либо просьбой. Однако двое носильщиков донимали его до тех пор, пока он не почувствовал, что у него нет иного выбора, кроме как говорить от их имени.

- Господин, - начал он, пользуясь тем, что Канюк не мог говорить, пока держал носик в отверстии рта. - Простите меня, но я тоже говорю от имени своих братьев. Мы хотим, чтобы ты знал, о великий, что теперь мы очень близки к тем женщинам, которых ты ищешь. Если мы продолжим идти еще немного, то очень скоро найдем их, даже в темноте.’

Канюк резко тряхнул головой, чтобы освободить рот. - Вы говорите, что можете их найти?’

- Да, господин.’

‘Значит, не “найдете их"?’

- Господин, невозможно быть уверенным в будущем. Такова воля Божья. Но это вполне вероятно.’

‘А может быть, утром их будет легче найти?’

- Да, господин.’

‘Тогда именно это мы и сделаем. Так что принеси мне поесть и перестань болтать надо мной, как черный бабуин.’

Джомо ушел, чтобы приготовить хозяину мягкую кашу, хотя и приправил ее порцией собственной мочи и соплей.

Однако через несколько часов он схватил Канюка за плечо и сильно встряхнул, чтобы разбудить его. Клюв повернулся, и на него уставилось ухмыляющееся, хмурое, страшное лицо.

Прежде чем он успел заговорить, Джомо сказал – «Хозяин! Мы должны идти сейчас же ... женщины!»

‘Что, черт возьми, ты имеешь в виду?- спросил Канюк.

- Слушай, хозяин ... слушай ночь!’

Поэтому Канюк замолчал. И он прислушался. А через мгновение он уже вскакивал на ноги и кричал - "Вставай! Вставай, мерзкая мразь!’ а потом он схватил свой меч и убежал в ночь, как будто на карту была поставлена сама его жизнь.

Так оно и было на самом деле.

Юдифь проснулась от дикого вопля и мычания. Две гиены, самые большие, каких она когда-либо видела, бегали взад и вперед по высокой траве перед тем местом, где лежали они с Энн, и их дикое возбуждение наполняло Юдифь ужасом.

Энн проснулась, увидела гиен и закричала «Уходите!» - Она отползла еще глубже в кусты, пытаясь спастись. - Убирайтесь прочь, дьяволы!’

Ее страх не только не отпугнул гиен, но еще больше взволновал их, заставив хихикать и улюлюкать.

Окоченевшая, дрожащая от холода и страха, Юдифь подползла поближе и заглянула в очаг. Пепел был еще теплым, поэтому она взяла палку и помешала его, но тлеющих угольков видно не было.

- Стреляй в них! - Взмолилась Энн. - Стреляй в одного, а другой убежит!’

Но без пламени, чтобы зажечь спичку, мушкет был бесполезен. И вообще, Юдифь думала, что знает, что означает этот нечестивый вопль, и если она