К проблеме катастроф необходим системный подход. Но он у нас, увы, как всегда, бессистемный. Так, реальное состояние тех же теплосетей — самой уязвимой составной части нашей инфраструктуры — никому не известно. По мнению специалистов, для того чтобы правильно оценить состояние теплотрасс и других объектов теплообеспечения, необходимо было бы провести объективную инвентаризацию всех объектов. Но это не делается годами. Где-то заменят лопнувшую трубу. Где-то залатают дыру на месте провалившегося покрытия дороги. Где-то зальют прямо по снегу или дождю рытвину на шоссе. Но все это не ремонт и не профилактика. Латают дыры по принципу починки «тришкиного кафтана» — от подола отрезали, к рукаву пришили. Любой автомобилист знает, как у нас ремонтируют дороги, громко именуемые федеральными автотрассами. На Минском шоссе водители уже давно рыдают от промятой в асфальте колеи, которая идет от самой польской границы до нашей Первопрестольной. На Ярославском шоссе — то же самое, но там по крайней мере ставят предупреждение об этой беде наших дорог, для которой даже нашли новый термин: «колейность». При гололеде попасть в такую колею просто опасно для жизни. Я просто ахнул, когда обнаружил однажды «колейность» даже на правительственном Рублевском шоссе, по которому со своих загородных дач в Кремль и Белый дом и обратно с мигалками и пищалками проезжают ежедневно на бешеной скорости сотни высокопоставленных чиновников, включая президента и премьер-министра. Неужели они даже о собственной безопасности не хотят позаботиться? До каких же высот дошел в России наш легендарный пофигизм?! Чем больше об этом думаешь, тем чаще приходишь к выводу, что перечисленные ведомством Шойгу катастрофы заложены в нашу экономику как норма. Разруха в России, повторим Булгакова, прежде всего в головах.

А катастрофы, замечу, очень дорогое удовольствие, о чем свидетельствуют подсчеты того, во что обойдется ремонт Саяно-Шушенской ГЭС. Один час восстановительных работ обходится примерно в 60 тысяч рублей. Как сократить число катастроф и можно ли как-то регулировать весь этот ужас? Оказывается, можно не только с помощью профилактических мер техногенного характера. Было бы желание. Возьмем авиакатастрофы. С началом ХХI века один за другим на внутренних линиях России стали разбиваться пассажирские лайнеры частных компаний, созданных для конкуренции «Аэрофлоту», вместе с сотнями пассажиров. Родственникам погибших выплачивались немалые суммы. Но только в 2008 г. после того, как эти суммы были значительно увеличены вместе со штрафными санкциями, частные авиакомпании, и то не все, подсчитав потенциальные убытки, решили снять с рейсов все устаревшие самолеты, закупить новые и впредь не допускать к полетам летчиков, выработавших свой ресурс по возрасту и состоянию здоровья, а также пилотов, не налетавших достаточное количество часов для безопасных полетов. И для этого не понадобилось никаких «проработок», статей в газетах и прочих мер административного и общественного порицания. Сработали, по сути дела, рыночные механизмы. При «допустимом» с точки зрения получения прибыли возможном ущербе, авиакомпаниям-частникам было выгодно использовать устаревшие самолеты, бракованные запчасти и негодных летчиков. После принятия в 2008 году новых ужесточенных санкций, это стало для них уже неприемлемым. Можно ли таким же образом предотвратить и другие возможные катастрофы? Можно. Если ядерную войну удается сдерживать только потому, что потенциальный агрессор не нажмет кнопку пуска ядерных ракет, опасаясь ответного удара, который может нанести его стране «неприемлемый ущерб», точно на основе такого же принципа можно повысить ответственность всех звеньев государственной власти и корпоративных структур за возможные техногенные катастрофы. Пока этого не будет сделано, все эти катастрофы из вышеперечисленного списка будут, говоря языком Дмитрия Медведева, «кошмарить» Россию, истощать ее бюджет и государственные резервы.

Угроза такого кошмара тем более реальна, что за последние годы все амортизационные фонды, созданные еще в советское время в виде денег и материалов, либо проели, либо разворовали. Безответственность новых «командиров производства» из числа «новых русских» объяснялась безудержной погоней за прибылью и их менталитетом временщиков. Егор Гайдар еще в бытность свою партийным журналистом разглагольствовал о «патриотическом капиталисте», который якобы будет трудиться во благо России. Недолгая история реставрированного капитализма в России после 1991 г. лишний раз продемонстрировала космополитическую природу капитала. Гайдар, как теперь понятно, в марксизме просто не разбирался. Законы развития и накопления капитала заставляют его перетекать туда, где он сможет получить наибольшую прибыль. Именно поэтому американские промышленники без зазрения совести лишали своих сограждан работы, когда закрывали вполне прибыльные производства в США и переводили их в еще более прибыльные страны с дешевой рабочей силой. Так, кстати, поступали не только они. Олигарх Ходорковский был готов продать объединенные ЮКОС и «Сибнефть» американцам, лишив тем самым Россию самой крупной нефтедобывающей компании в мире. И продал бы, если бы его вовремя не остановили. Решимость власти в деле защиты национальных интересов — первейший показатель здоровья власти. Увы, далеко не всегда в российских верхах проявляют такую решимость. А уж про дальновидность я и не говорю.

1 декабря 2008 г. Правительственная комиссия по вопросам АПК под председательством первого вице-премьера Виктора Зубкова в целом одобрила проект Доктрины продовольственной безопасности. Занятие подобным законотворчеством в самый разгар финансового кризиса дело явно неблагодарное, тем более что при резких колебаниях экономической конъюнктуры вычислить хотя бы приблизительно стоимость импорта и экспорта продовольствия в предстоящие годы практически невозможно. Тем не менее, Виктор Зубков посчитал, что такой документ «важно иметь в условиях обострения финансового кризиса». Как писала официозная «Российская газета», комментируя начинание вице-премьера, «государство сделало еще один шаг к тому, чтобы дать гражданам гарантии «физической и экономической» доступности продуктов питания в соответствии с «рациональными нормами потребления» («Российская газета», 01.12.08).

С физической доступностью продовольствия особых проблем в стране к моменту принятия этой доктрины не было. Достаточно зайти было в любой супермаркет, на любой рынок, причем не только в крупных городах, чтобы в этом убедиться. Другое дело — цены. Экономическая доступность продовольствия на разных уровнях потребления резко разнится. Обитатели Рублевки и других богатых пригородов едят вдвое больше мяса, молока и рыбы и втрое больше фруктов и ягод, чем российская беднота. О том, как исправить это положение, авторы доктрины, однако, не особенно беспокоились. Вопрос тогда, зачем она понадобилась вообще? Заместитель министра сельского хозяйства Николай Архипов дал этому, пожалуй, самое откровенное объяснение: он прямо заявил, что продовольствие становится «инструментом давления» в международных отношениях. Не случайно поэтому в доктрине главный упор сделан на развитие в России собственного производства сельскохозяйственного сырья и пищевых продуктов. Откровение Архипова не беспочвенно. О том, что с обеспечением продовольственной безопасности в РФ дела из рук вон плохи, что сельское хозяйство в стране находится на грани катастрофы, российские экономисты предупреждали не раз.