Это были народовольцы — Софья Перовская и Лев Гартман.

И из этого домика начали вести подкоп, в конце которого должны были заложить мощную мину. Для этого предстояло прорыть галерею длиной 150 метров.

Начались будни террористов. Объявили хозяину дома, что они решили сделать капитальный ремонт. Окна в доме забили досками. И теперь по ночам в доме появлялись знакомые нам землекопы. Это были А. Михайлов, А. Баранников, Н. Морозов, С. Ширяев с товарищами. Рабо­тали всю ночь, чтобы исчезнуть на рассвете.

Как рыть галерею, они не знали, так что учились на ходу. Рыли на небольшой глубине, опуститься глубже мешала подпочвенная вода, быстро выступавшая на поверхность... На четвереньках, в мокрой грязи, они рыли с раннего утра до позднего вечера.

Проходили за рабочий день не более двух метров. Выкопанную галерею укрепляли досками. На случай если их все-таки засыплет землей, брали с собой яд — чтоб долго не мучиться.

Но была куда большая опасность — появление полиции.

На этот случай в доме стояла бутылка с нитроглицерином, которая должна была быть взорвана, если полиция станет ломиться в дверь.

Однажды рядом с их домом начался пожар. Соседи постучали к ним — помочь вынести вещи. Но они не могли их впустить. Все спасла находчивая Сонечка Перовская. Она схватила икону и выбежала во двор, крича: «Оставьте все как есть, это Божья воля! От Божьей кары защищаться следует только молитвой».

И богомольные соседи (вокруг в основном жили староверы) тотчас ушли от их дома. А маленькая девичья фигурка так и простояла с ико­ной, загораживая вход, пока не был потушен пожар...

«Однако, невзирая на все опасности, самая искренняя веселость царила в домике... За обедом, когда все сходились вместе, болтали и шутили, как ни в чем не бывало. Чаще всех раздавался серебристый смех Софьи Перовской. Хотя у нее-то в кармане лежал заряжен­ный револьвер, которым она в случае необходимости должна была взорвать всех и вся на воздух», — вспоминали народовольцы.

Так они трудились в поте лица и «искренне веселились», слушая «се­ребристый смех» Сонечки, перед тем как взорвать на воздух множе­ство людей!

Между тем галерея уже прошла под насыпь железнодорожного полотна. Теперь, доползая в это место галереи, они слушали гул прибли­жающихся поездов. Гул нарастал и вот уже с ревом почти над голо­вой проносится поезд, и укрепленная досками галерея жалко тря­сется... Из щелей сыплется земля на голову, в уши, в глаза, и пламя свечи колеблется...

Наконец, подошла пора заложить самую мину.

И тогда некоторым из них стало казаться, что наличного динамита не­достаточно, хотя Кибальчич уверял, что его вполне хватит. Но вскоре они получили телеграмму из Симферополя от неутомимого разведчи­ка А. Преснякова: «Цена пшеницы два рубля, наша цена — четыре". И они теперь знали — царский поезд (как обычно) следует вторым — за свитским поездом. Вагон, в котором ехал царь, был четвертый... Так что на этот один вагон динамита было предостаточно.

ГУБИТЕЛЬНЫЙ ДИНАМИТ

Но неистовый и жаждущий деятельности Гольденберг все-таки отпра­вился в Одессу — забрать для верности у Фигнер лежавший без дела динамит.

Приехав к Фигнер, Гольденберг сложил динамит в большой чемодан и отправился назад в Москву.

Уже на одесском вокзале Гольденберг оплошал. Одетый истинным денди, он сам потащил по перрону большой, явно тяжелый чемодан с динамитом, вместо того, чтобы, как положено такому богатому на вид человеку, взять носильщика. Это вызвало подозрение у одного из слоняв­шихся без дела носильщиков. Он пошел сообщить полицейскому. Но полицейский явился поздно, Гольденберг уже уехал. Немедленно сообщили на следующую станцию — в Елисаветград. И в Елисаветграде у по­дошедшего поезда Гольденберга ждала полиция. Он бросился бежать, но тотчас был окружен. Тогда он выхватил пистолет... Теперь подойти к нему не было никакой возможности: он взвел курок револьвера и целился в каждого, кто приближался.. .

Наконец удалось — вырвали револьвер из рук. И толпа с ожесточе­нием набросилась на бедного Гольденберга. Только вмешавшиеся жан­дармы прекратили избиение. «Однако и после сего только шести чело­векам удалось связать ему руки: так был силен... и к тому же зол, и даже кусался». (Из показаний очевидца).

Судьба Григория Гольденберга будет ужасна.

В Петропавловской крепости к пылкому, нервному Гольденбергу был приставлен опытный следователь. И он хорошо понял его главную черту — чудовищное самолюбие. (Реакция на бесконечные унижения еврейского мальчика в детстве.) Выслушав гордую, вызывающую речь Гольденберга о великих и благородных целях «Народной воли», следо­ватель предложил ему спасти Россию. Для этого нужно было немно­го — открыть правительству высокие цели народовольцев и описать благородных деятелей революционной партии. После чего правитель­ство, конечно же, откажется преследовать таких людей. «Все дело во взаимном заблуждении! Но теперь ему — Гольденбергу, суждено вы­вести заблудшую молодежь России из тьмы террора и заблудшее пра­вительство — к свету общего примирения».

Гольденберг поверил — и с восторгом принялся за работу. Написал полторы сотни страниц показаний с именами, адресами, событиями, фактами и характеристиками 143 «благородных народовольцев». После чего на очередном допросе предупредил: «Учтите, если хоть во­лос упадет с головы моих товарищей, я себе это не прощу!»

— Уж не знаю, как насчет волос, а то, что голов много слетит, это верно, — усмехнулся следователь.

Гольденберг повесился в тюремной камере.

ВАГОН ПРЕВРАТИЛСЯ В МАРМЕЛАД

В Москве народовольцы узнали про арест Гольденберга, но были в нем уверены — не выдаст. 18 ноября их ждал новый удар. Они узна­ли, что поезд благополучно миновал Александровск. И они приписа­ли это также — аресту. Решили, что взяли Желябова с товарищами. Это могло означать только одно: полиция напала на след! И они жда­ли ее появления каждую минуту. Нервы были на пределе.

Но наступил день 19 ноября — день прохождения императорского поезда, и все пока шло благополучно.

Время прибытия поездов свиты и царского в Москву было назначе­но на 10 и 11 часов вечера.

Все землекопы покинули дом. Николай Морозов, уходя, взял на память исторический камень из смертоносной галереи.

«Обсуждали, кому следует оставаться в квартире — ожидать царский поезд и произвести взрыв. Решили, что в доме остаются до конца Гартман и Перовская. Роль лица, взявшегося произвести взрыв, сводилась лишь к тому, чтобы соединить пластинки коммутатора..» (С. Ширяев).

Итак, Сонечка должна была наблюдать. И при прохождении царского (четвертого) вагона — подать знак Гартману, находящемуся в доме. Тот соединяет провода, мина взрывается — и императорский поезд взлетает на воздух.

Наступил исторический миг.

И вот он показался — мчавшийся на всех парах первый поезд. Как указывалось в телеграмме, это был свитский поезд, и Сонечка его про­пустила. Приблизительно через полчаса показался императорский по­езд. Первый вагон, второй... И вот — четвертый... Сонечка подала условный знак Гартману.