Николас плюхнулся на стул перед столом шефа.

— Что ты сказал? — пробормотал он.

Алистер улыбнулся, и Николас внезапно понял, что перед ним сидит старик. Он совершенно не знал Алистера вне контекста больницы. Он не знал, играет ли он в гольф, разбавляет ли виски или пьет его неразбавленным. Он не знал, плакал ли он на выпускном вечере сына или свадьбе дочери. Да и вообще, спрашивал он себя, существуют ли люди, хорошо знающие Алистера Фогерти? И если уж на то пошло, существуют ли люди, хорошо знающие его, Николаса?

— Дейв Голдман провел обследование, — сообщил ему Фогерти. — Я хочу, чтобы операцию делал ты.

Николас нервно сглотнул.

— Я…

Фогерти поднял руку.

— Прежде чем ты начнешь самоуничижительную речь, Николас, имей в виду, что я предпочел бы сделать ее сам. Но поскольку это невозможно, а кроме тебя я во всей этой организации больше никому не доверяю, то решил попросить тебя вставить меня в свое перегруженное расписание операций.

— Понедельник, — быстро ответил Николас. — Раннее утро.

Фогерти вздохнул и откинул голову на спинку кресла.

— И это очень правильно. Я видел, как ты работаешь днем. Очень вяло. — Он провел большими пальцами по подлокотникам кресла, отполированным этой привычкой до блеска. — Тебе предстоит взять на себя как можно больше моих пациентов. Мне придется пойти в отпуск.

Николас встал.

— Можешь считать, что это уже сделано.

Алистер Фогерти снова развернулся к окну и уставился на дым из трубы напротив.

— Сделано, — прошептал он.

* * *

Астрид и Роберт Прескотт сидели на полу столовой под великолепным столом из вишневого дерева, за которым одновременно могло расположиться двадцать человек. Максу, похоже, тут очень нравилось. Для него это было своего рода естественной пещерой, заслуживающей исследования. На полу у его пухлых ножек лежали фотографии восемь на десять. Все снимки были закатаны в ламинат, чтобы его слюна не испортила их глянцевую поверхность.

— Макс, — сказала Астрид, показывая на улыбающуюся рожицу внука.

Макс обернулся на ее голос.

— Айи-и, — протянул он, пуская пузыри.

— Почти получилось, — прокомментировала Астрид, похлопав малыша по плечу, и показала ему фотографию Николаса. — Папа, папа.

Роберт Прескотт резко выпрямился и ударился головой о крышку стола.

— Черт! — вырвалось у него, и Астрид ткнула его локтем в бок.

— Следи за тем, что говоришь, — резко заметила она. — Я не хочу, чтобы это стало его первым словом.

Она подняла портрет Пейдж. Тот самый, который вызвал возмущение Николаса в день, когда он впервые оставил Макса у родителей.

— Это твоя мамочка, — сказала она, проводя кончиками пальцев по изящным чертам Пейдж. — Мамочка.

— Ма, — сказал Макс.

Открыв от удивления рот, Астрид обернулась к Роберту.

— Ты это слышал? Он сказал «ма»!

— Возможно, это была отрыжка, — кивнул Роберт.

Астрид сгребла малыша в охапку и поцеловала складки его шеи.

— Ты, моя любовь, настоящий гений! Не слушай своего деда. Он давно уже выжил из ума.

— Если Николас узнает, что ты показываешь ему фотографию Пейдж, он закатит скандал, — напомнил ей Роберт.

Он вылез из-под стола и стоял, с трудом выпрямив спину и потирая поясницу.

— Я для этого слишком стар, черт побери, — вздохнул он. — Николасу надо было родить Макса лет десять назад, когда я еще был способен получать удовольствие от подобных занятий. — Он взял Макса из рук жены, давая ей возможность тоже подняться на ноги. — Макс не твой ребенок, Астрид, — напомнил он ей. — Вначале надо получить согласие Николаса.

Астрид встала и забрала Макса у Роберта. Малыш прижался губами к ее шее и издал дребезжащий звук. Она усадила его на высокий стульчик возле стола.

— Если бы мы всегда делали то, что хочет Николас, — заявила она, — мы получили бы стриженного под ежик тинейджера-вегетарианца, занимающегося банджи-джампингом с воздушных шаров.

Роберт открыл две банки детского пюре — грушу с ананасом и сливовое — и нюхал их содержимое, пытаясь определить, которое из них вкуснее.

— Пожалуй, ты права, — заметил он.

* * *

Из уважения к Алистеру Николас собирался выполнить всю операцию самостоятельно, не считая взятия вены из ноги. Он знал, что на месте Фогерти он хотел бы, чтобы так же поступили и с ним. Но, связывая ребра проволокой, он понял, что едва держится на ногах. Сказывалась максимальная концентрация на протяжении значительного промежутка времени. Ему удалось микроскопическими стежками вшить отрезки вены, одновременно добившись их наиболее удачного расположения. На большее у него просто не осталось сил.

— Вы можете закрыть, — кивнул он ассистенту. — И хотелось бы, чтобы вы сделали все, на что способны, и больше.

Он пожалел об этих словах раньше, чем их произнес, заметив в пальцах девушки легкую дрожь. Он заглянул под стерильное покрывало, скрывающее лицо Алистера. Он так много хотел ему сказать, но вид Фогерти, жизнь которого он приостановил, напомнил Николасу о его собственной уязвимости. Он прижал запястье к щеке Алистера, стараясь не испачкать его кровью, и почувствовал, что к коже уже начинает приливать тепло. Это сердце вновь принялось за работу. Он вышел из операционной, исполненный чувства собственного достоинства. Именно это некогда предсказывал Фогерти.

* * *

Роберту не нравилось, когда Астрид брала Макса в лабораторию.

— Слишком много проводов, — протестовал он, — и слишком много токсичных химикатов. Один Господь ведает, что там может попасть в его организм.

Но Астрид знала, что Макс еще не умеет ползать, а значит, никак не может добраться до ванночек с закрепителем. Кроме того, она никогда при нем ничего не проявляла. Она всего лишь просматривала обзорные листы, выбирая наиболее удачные кадры. Она сажала Макса на большое полосатое махровое полотенце, и он играл пластмассовыми кубиками и электронным шаром, издающим голоса домашних животных.

— В некотором царстве, в некотором государстве, — говорила Астрид, просматривая снимки, — жила девочка. Ее звали Золушка. Возможно, поначалу ее жизнь была и не самой сказочной, зато ей посчастливилось встретить сказочного принца. Кстати, тебе тоже предстоит стать таким сказочным принцем. — Она наклонилась к внуку и подала ему резиновый треугольник, который он ненароком отбросил в сторону. — Ты будешь распахивать перед девушками двери, платить за них в ресторане и совершать другие рыцарские поступки, которые мужчины совершали с незапамятных времен, пока борьба женщин за равные права не предоставила им возможность расслабиться. — Астрид обвела крошечный квадратик красным маркером. — А вот эта ничего. Так вот, Макс, что я там тебе рассказывала? Ах да, Золушка… Кто-нибудь наверняка расскажет тебе эту сказку, поэтому позволю себе немного забежать вперед. Видишь ли, книга ведь не всегда заканчивается на последней странице. — Она присела на корточки перед Максом и, взяв его за руки, поцеловала кончики коротких влажных пальчиков. — Золушке очень понравилось жить в замке, да и вообще из нее получилась очень даже хорошая принцесса. Но потом она начала думать о том, чем бы она могла заняться, если бы не вышла замуж за прекрасного принца. Все ее подруги отплясывали на балах, участвовали в кулинарных конкурсах и встречались с танцорами «Чиппендейл». В конце концов она взяла одну из королевских лошадей и ускакала на край света, по пути делая снимки фотоаппаратом, купленным у коммивояжера в обмен на корону. — Малыш икнул, и Астрид приподняла его на ножки. — И не думай, что это был грабеж, — продолжала она. — Фотоаппарат назывался «Никон». А в это время принц всячески пытался ее забыть, потому что стал посмешищем в придворных кругах. Ну как же! Он не сумел приструнить жену, удержать ее на коротком поводке. Трижды в день он выезжал на охоту, организовал турнир по крокету и даже занялся набивкой чучел. Но несмотря на такую занятость, он продолжал думать о сбежавшей Золушке. И вот…