Того, кто был потерян.

Удерживая арклайт лишь кончиками пальцев, я слегка подкинул его. Камень неподвижно завис в воздухе.

— Что, черт побери, происходит? — крикнул Линк.

Я вытащил из заднего кармана джинсов сложенный пожелтевший листок — тот самый, который я вырвал из дневника мамы и по необъяснимой причине таскал с собой. По крайней мере, я считал эту причину необъяснимой.

Арклайт парил в воздухе, освещая пещеру серебристым светом. Я подошел ближе и развернул листок, чтобы произнести написанное на нем заклинание, хотя оно и было на латыни. Я старательно выговаривал каждое слово:

In Luce Саесае Caligines sunt,

Et in Caliginibus, Lux.

In Arcu imperium est,

Et in imperio, Nox.

— Ну конечно же, — прошептала Лив. — Заклинание. Ob Lucem Libertas. Свобода в Свете. Говори до конца.

— А тут больше ничего не написано, — растерянно ответил я, перевернув листок.

— Его нельзя произносить наполовину! — в ужасе закричала Лив. — Это очень опасно! Сила арклайта, да еще и принадлежащего семье Равенвуд, может убить нас! Да что там нас, она может уничтожить…

— Значит, закончить придется тебе.

— Я не могу, Итан! Ты же знаешь!

— Лив, послушай меня! Лена умрет! Ты, я, Линк, Ридли — нам всем конец! Мы сделали все, что в силах смертных, дальше нам в одиночку не справиться.

Я положил руку ей на плечо.

— Итан…

Она прошептала мое имя, всего лишь раз, но я услышал все, что она не решалась произнести вслух, так же явно, как слышал голос Лены в своей голове, когда мы общались с помощью кельтинга. Между мной и Лив тоже существовала связь. Совсем не магическая, а исключительно человеческая и очень реальная. Лив могло не нравиться, что происходит между нами, но она прекрасно все понимала.

Она понимала меня, и я верил, что это понимание не исчезнет никогда. Мне бы хотелось, чтобы все сложилось иначе, чтобы Лив могла получить то, чего желала, когда все это закончится. То, что не имело отношения к пропавшим звездам и чародейскому небу. Но мой путь вел меня не к Лив — она являлась частью самого пути. Лив посмотрела на арклайт, сияющий ярким светом у меня за спиной. Казалось, она стоит под лучами палящего солнца. Она протянула руку к арклайту, и я вдруг вспомнил сон. Тот самый сон, где Лена протягивала ко мне руки из темноты.

Эти девушки были так же различны, как солнце и луна. И лишь прибегнув к помощи одной, я мог вернуть другую.

В Свете есть Тьма, а во Тьме есть Свет.

Лив прикоснулась одним пальцем к арклайту и заговорила:

In Illo qui Vinctus est,

Libertas Patefacietur.

Spirate denuo, Caligines.

E Luce exi.

По ее щекам текли слезы, она не сводила взгляда со светящегося шара. Каждое слово давалось ей с трудом, как будто оно неизгладимо отпечатывалось в ее сердце, но она все-таки договорила до конца:

Связанный сетью

Твоя свобода эта,

Тьма — оживи,

Выйди из Света.

Голос сорвался, Лив закрыла глаза и медленно произнесла последние слова, растворившиеся в ночи:

Выйди из Света. Выйди из Света…

Я взял за руку ее, потом Линка, тот ухватился за Ридли. Лив всю трясло. Каждое сказанное слово отдаляло ее от священного служения, от ее мечты. Она выступила за одну из сторон. Произнеся заклинание, она потеряла все, кроме своей истории, которую ей и придется хранить. Если нам посчастливится остаться в живых после всего этого, Лив не сможет учиться дальше и готовиться стать хранительницей. Она пожертвовала всем, что было для нее важно, единственным, что придавало смысл ее жизни. Даже представить сложно, что она чувствует.

Мы заговорили хором, пути назад не было:

Е Luce exi! Выйди из Света!

Вспышка была такой мощной, что у меня из-под ног полетели камни. Волной нас швырнуло на землю. Я ощутил вкус влажного песка и соленой воды во рту. Теперь все ясно: мама пыталась объяснить мне, но я не услышал ее.

В пещере, посреди скал, мха, моря и песка появилось существо, сотканное из дымчатой светотени. Сначала мне показалось, что это призрак, потому что я видел скалы у него за спиной. Сквозь него проходили волны, ноги не касались земли. Но потом свет стал обретать форму, все более и более четкую, пока наконец перед нами не возникла человеческая фигура. Руки стали руками, тело — телом, а лицо — лицом.

Лицом Мэкона.

У меня в голове зазвучали мамины слова: «Теперь он с тобой».

Мэкон открыл глаза и посмотрел на меня.

«Только ты можешь освободить его».

Та самая обгоревшая одежда, в которой он был в ночь собственной смерти.

Но кое-что изменилось.

Его глаза стали зелеными.

Зелеными глазами светлого чародея.

— Чертовски рад вас видеть, мистер Уот.

— Мэкон! — воскликнул я, едва удержавшись, чтобы не броситься ему на шею.

Он лишь спокойно отряхнул пепел со смокинга. Его глаза тревожили меня. Я привык к зеркально-черным глазам инкуба по имени Мэкон Равенвуд, глазам, в которых нельзя было разглядеть ничего, кроме собственного отражения.

А теперь он смотрел на меня зелеными глазами, точно такими же, как у любого светлого чародея. Ридли глядела на него, открыв рот, но не произнесла ни звука, хотя вообще-то ей всегда было что сказать.

— Очень обязан, мистер Уот, очень обязан.

Мэкон покрутил головой и потянулся, как после долгого сна. Я наклонился и поднял лежащий на грязном песке арклайт.

— Так я и думал. Значит, вы все время были в нем!

Сколько раз я держал его в руках, думая, что он указывает нам путь! Я успел сродниться с этим теплым камнем. Линк не мог понять, каким образом Мэкон вдруг восстал из мертвых, и инстинктивно протянул руку, чтобы потрогать его, но Мэкон молниеносным движением перехватил его запястье, и Линк вздрогнул от боли.

— Прошу простить меня, мистер Линкольн. Боюсь, мои рефлексы пока что… пока что очень рефлекторны. Мне слишком долго пришлось оставаться в четырех стенах.

— Необязательно так сильно реагировать, мистер Равенвуд, — обиженно ответил Линк. — Я просто хотел убедиться, что вы не…

— Что? Не призрак? Не векс?

— Как вам будет угодно, сэр, — поежился Линк.

— Тогда — прошу. — Мэкон протянул руку. — Ну что же вы, не стесняйтесь!

Линк неуверенно потянулся к нему, словно пытаясь коснуться пламени свечи на праздничном торте. Он дотронулся до рукава испачканного сажей смокинга.